Всё еще люди. Рассказы

— Да. Всего пару раз. Мне было интересно. Все легально, если что. По крайней мере фактически не регулируется, как и многое другое.

— Я буду следить за тобой, — серьезно сказала Эмма. — Чтобы ты… не натворила чего-нибудь.

— Интересно, здесь вообще есть системы слежения?

— Поблизости — определенно, а вот тут, совсем рядом… не думаю. Даже дронов не замечала. Впрочем, наши гарнитуры, линзы и смартфоны — это уже что-то само по себе.

— «Информационный век». Личный подход… к каждой жертве.

— Личный подход к каждой жертве? — переспросила Эмма.

— Да. Подстраиваемый контент, я имею в виду. Умная среда. Таргетинг.

— А, так ты про это.

— Тебе это никогда не напоминало… хищников?

— Ты вдруг решила присоединиться к Богоубийцам? — сострила Эмма.

— Нет, но в чем-то они правы. В этом сравнении есть смысл. — Выговор Джоан изменился, будто она специально старалась подчинять непослушные слова и не допускать ошибок. Да, Джоан немного опьянела.

— А у тебя нет чего-нибудь, чтобы теперь немного протрезветь?

— Эмма, что, и правда настолько сильно?

— Не очень, но все-таки.

— Ох… ладно. Кое-что я могу. — И она продолжила: — Но что касается хищников. Все эти системы слежения и нейронные сети, работающие с большими массивами данных… Зачастую — чтобы выпотрошить кошелек. Однажды я подумала, что они напоминают серийных убийц.

— Серьезно?

— Да. Расчетливых и изобретательных. Многие из них тоже могут притворяться образцовыми членами общества, быть харизматичными и приятными, чтобы вкрасться в доверие. Там — выпотрошенные жертвы, а тут — выпотрошенные кошельки. Вдобавок к государственной слежке…

— Гм. Что касается последнего — три года назад я была на митинге на Виктори-сквер…

— Тот, что против наступления на приватность?

— Да. Ну ты, видимо, в курсе, чем все кончилось.

— Угу. Разгон, общественный резонанс, извинения и номинальные уступки.

— Примерно так. Я видела, как копы лупили дубинками одного парня чуть не до полусмерти. Мне тогда довелось немного посидеть в отделе, но все обошлось.

— Не думала, что ты бунтарка.

— Ой, да перестань. Вообще, кого там только не было.

Джоан вздохнула.

— Когда-то фантасты писали, что мы сегодня будем плавать в виртуальной реальности круглые сутки. Но вот чтобы демонстрации, толпа на улице…

— Еще писали, что мы перестанем заниматься сексом в реале с живыми людьми.

— Может быть, мы живем в не таком уж и плохом мире. Не погрязли поголовно в виртуальных удовольствиях. Мне, по крайней мере, нравится общаться с тобой в реале, — весело сказала Джоан.

— Не могу не сказать: мне тоже, — ответила Эмма.

Джоан опять вспомнила Лизу. То, как они сидели рядом, «двое на краю мира»…

Только теперь рядом с ней сидит другая, которую она легко может обнять, не боясь, что та отпрянет, удивленная.

* * *

Запись из дневника:

«15/11/2048

Ненавижу, ненавижу, ненавижу!»

* * *

2056

Народу собралось уже порядком. Несколько тысяч человек, не меньше.

Эмма подошла к Виктори-сквер в три. Было воскресенье. Ясное небо с проседью редких облачков.

Раньше ей не приходилось бывать на подобных мероприятиях. И поначалу она сильно сомневалась, стоит ли идти.

Митинг в защиту прав пользователей сети и против мер правительства по контролю должен был вот-вот начаться. Рядом кто-то разворачивал баннер. Эмма узнала символику — она часто видела ее в Интернете. «Детки Доктороу», названные в честь легендарного писателя. Неподалеку развевались красные знамена социалистов. С другой стороны Эмма заметила флаг, принадлежащий, если она не ошибалась, техноконсерваторам. Да кого тут только не было! На площади собрались представители самых разных, зачастую враждебных друг другу общественных сил.

Эмма не относила себя ни к одной из них. Просто считала, что это достойный повод и что политика министерства действительно вопиюще несправедлива. Под предлогом «предотвращения угрозы биотерроризма» после Евразийской Пандемии правительство продвигало меры, которые ограничивали сетевую свободу пользователей и увеличивали долю легального мониторинга различных сфер жизни. Разумеется, многие имели иное мнение об истинных причинах происходящего. Недовольство политикой жесткой экономии было повсеместным, все больше расползалась неустроенность, и власть попросту боялась радикалов. Чем дальше, тем больше в стране распространялись репрессивные тенденции.

Что может дать этот митинг? Эмме казалось, что надежда есть: власть, увидев демонстрацию недовольства, под давлением снизу может пойти на уступки. Во всяком случае, ей хотелось на это надеяться.

Сетевой самоорганизации, предшествовавшей митингу, с самого начала старались активно мешать. В ход шло все — от сообщений ботов и DDoS-атак до вбросов фейковой информации. Но сколько бы ни говорили о наступлении эпохи «общества дезинформации», где якобы можно заглушить любую правду, тысячам людей все же удалось собраться. Впрочем, такое массовое собрание в Канаде было в последние годы явлением весьма редким, по крайней мере насколько знала Эмма.