Все еще здесь

Но, если это правда, как могло случиться, что с того дня в мыслях моих неотвязно поселился человек, умерший задолго до моего рождения, человек, о котором известно только одно — он создал чудо, настолько удивительное, что его трудно осознать? Каким он был? Как он жил, о чем думал, что чувствовал? Что это значит — на семьдесят лет опередить свое время? Непохожесть на других, непонимание, бесконечное одиночество… должно быть, Эрика права — мне трудно это понять. Я вырос в дружной, любящей семье и просто не представляю, что значит быть одиноким. В темный век, когда и жилые дома, и конторские здания строились похожими на средневековые соборы, этот человек додумался до первого принципа модерна, блестяще сформулированного Луисом Салливаном, — принципа, которого я свято придерживаюсь, пусть в наши дни это и немодно: « Форма должна соответствовать назначению — вот закон».

Все это и многое другое я изложил отцам города в зале заседаний мэрии, под портретами безвестных покойников. Отцы разлили по чашкам кофе, взяли себе каждый по печенью (за самые вкусные печенья — шоколадные — произошла некоторая молчаливая борьба), размешали сахар, вытерли руки салфетками, и я заговорил:

— Я ничего не знаю об истории вашего города, ничего не знаю о ваших нынешних проблемах. И, честно скажу, мне это неинтересно. Но сто пятьдесят лет назад здесь, в Ливерпуле, жил человек по имени Питер Эллис — и он построил здесь два фантастических здания. Одно из них — гостиница «Ориел Чем-берс» на Уотер-стрит, другое — жилой дом на Кук-стрит. Если вы позвоните у дверей дома на Кук-стрит и вам откроют, вы увидите потрясающую лестницу — чугунную, без центральной опоры, на кронштейнах, с застекленными перилами, на вид совершенно современную. Трудно поверить… да что там, невозможно поверить, что это родилось в Ливерпуле в середине девятнадцатого века! Должно быть, подумал я, Эллис откуда-то взял идею — но откуда? Может быть, из Чикаго, откуда я родом, — ведь именно в Чикаго родился модерн? Я обложился книгами, долго рылся в справочниках: нет, Эллис не заимствовал свою идею из Чикаго — чикагцы заимствовали у него. Зачинателем американского модерна был человек по фамилии Рут; так вот, оказывается, еще ребенком, во время Гражданской войны родители отправили его в Англию, подальше от ужасов войны, и все это время он провел в Ливерпуле. Представляю, как этот мальчик стоит на Кук-стрит и часами наблюдает, как возводится здание Эллиса. После войны возвращается в Чикаго — но образ безумной спиральной лестницы с застекленными перилами навеки отпечатывается в его памяти. Потом он вырос, стал архитектором: именно ему принадлежит план современной застройки Чикаго. Он умер молодым, но знаете, кто был его партнером? Человек по имени Дэниел Бернэм. А знаете, как называется самая знаменитая постройка Бернэма? Флэтайрон-билдинг — первый в мире небоскреб!

Не знаю, как объяснить вам, что я чувствую. Не думаю, что я сделал открытие. Возможно, кто-то об этом знал и раньше. Но в одном уверен: никто не переживал это так, как я. Я только и думаю об этом Эллисе. Кто он? Каким он был? В вашем архиве мне удалось найти о нем только одно: его не поняли, работу его осмеяли, он разорился и закончил жизнь уже не архитектором, а инженером. Он был гением, черт побери, понимаете, гением — а ваши обыватели его растоптали, стерли с лица земли! А я не гений. Обычный архитектор, которому повезло — я могу быть честным и строить то, что мне нравится. Мое имя не войдет в учебники истории. Никто не напишет мою биографию. Будете смеяться, но я к этому и не стремлюсь. Никогда не мечтал оказаться гением. У меня жена, трое детей — хватит с меня и этого. Но сейчас я хочу построить отель в Ливерпуле — в знак… признательности? Почитания? Да, как-то так, хоть это и банально звучит; но я хочу в старости, выйдя на пенсию, оглянуться и сказать: «Я построил отель в Ливерпуле — дряхлом, забытом, никому не нужном городе, в котором однажды произошло чудо». Я умру — а отель мой, с Божьей помощью, будет стоять. Не вечно, разумеется, — ничто не длится вечно. Но сотню лет точно простоит. Я построю так, что снести вы его не сможете — разве что взорвать. Если захотите использовать его как-то иначе — пожалуйста; все меняется, этот город уже не тот, что был раньше, а через двадцать лет он станет не тем, что сейчас, значит, и отелю не вечно оставаться отелем. Все, чего я хочу, — возвести здесь здание, в котором…

И тут подал голос Уотте:

— Я вот тут подумал — вы ведь собираетесь обыгрывать тему «Битлз»? Так вот, можно развесить по стенам фотографии «Битлз» на шоу Эда Салливана. Пусть янки чувствуют себя как дома.