Все эти приговорённые

Уилма, конечно же, оказалась права насчёт того, что так купаться приятнее. При этом ты чувствуешь себя свободной, сошедшей с ума, такой замечательной, озорной и смелой. Мы резвились, играли в салки у конца причала и тому подобное. Вода как будто бы скользит вдоль тебя - она была чуточку теплее воздуха на самой поверхности. Хотя, стоит погрузиться в неё чуть глубже, как она становится просто ледяной. Темень была кромешная, и всё смешалось. Даже и не разобрать было, кто к тебе пристаёт, хотя мне было совершенно всё равно. Я всё думала - это как раз та вещь, на которую старый ханжа Пол посмотрел бы с неудовольствием. Он не хочет, чтобы кому-то было весело, в особенности мне. Я просто мечтала о том, чтобы он вышел из дома.

Я немного устала, и долгое время просто держалась на воде. Я была близко от причала. Я так щурила глаза, чтобы что звезды расплывались. Потом я увидела кого-то на причале, совсем близко от меня, и по костлявости определила, что это Рэнди. Он смотрел на меня. И в первый раз мне даже стало немного не по себе от того, что на мне ничего не было, но он наверняка мало что разглядел. При свете звёзд. Потом, я увидела, как он что-то поднимает. Одну из водных лыж, и в какой-то момент казалось, что он сейчас огреет меня этой штукой или что-нибудь такое. Наверное, он собирался кого-то обрызгать.

- Эй! - сказала я, и он издал какой-то странный негромкий крякающий звук, ни к кому не обращённый.

- Мэйвис? - проговорил он. И положил лыжу.

Я вдруг осознала, что уже довольно долгое время не слышала, как Уилма смеётся или разговаривает. Я позвала её. Она не ответила. Я спрашивала себя - не ушла ли она в дом, никому не сказав.

Странно, как в голове у вас срабатывает сигнал тревоги. Совсем внезапно, когда Гил тоже стал её звать, я просто поняла - тут что-то не так. Я просто это поняла. И вода вдруг стала холодной. Ужасно холодной. И звезды уже не казались приветливыми. Они тоже выглядели холодными.

- Уилма! - кричала я. - Уилма!

- А ну-ка все вместе, - проговорил Стив дрожащим голосом. - Давайте!

- Уилма! - выкрикнули мы. А ночи не было до этого никакого дела. Звёздам было наплевать. Наши голоса эхом возвращались от гор. Слабые, полные отчаяния и жуткие.

- Уилма!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ (ГИЛМАН ХАЙЕС -ПОСЛЕ)

У НЕЁ БЫЛИ эти большие книги с репродукциями. Я надел рубашку, которую она мне подарила, и удобные потрёпанные шорты цвета хаки, оставшиеся со старых времён. Я сидел и перелистывал страницы. Дюфи, Руо, Утрилло. Как это там говорится? Почитаемые мертвецы. Они оставили после себя образцы для подражания. А сами даже рисовать не умели. Я вырисовывал каждый листок, и это повесили на пробковый стенд. Сестра Элизабет говорила, что это прелесть. У сестры Элизабет что-то было не в порядке с одним глазом. Он не смотрел на вас. Другие дети шутили на этот счёт. Говорили, что этот глаз смотрит на Бога.

Уже светало, а я перелистывал бессмысленные страницы.

Один глаз смотрел на Бога, и нельзя было понять, о чём она думает, но руки у неё были тёплые. От её одежды пахло плесенью и потом, когда она прижимала меня к себе. Я ходил в её любимцах и был не против того, чтобы меня так прижимали.

В тот день она прижимала меня, и я беззвучно посмеивался, вдыхая запах плесени. Когда она отстранила меня, совсем внезапно, я едва успел снова состроить плаксивое лицо.

Он держал меня в воздухе, над лежавшими внизу кирпичами. Потом затащил обратно, бросил, так что я больно ударился головой, влепил мне затрещину и повернулся ко мне спиной, облокотившись на перила. Я плакал. Я протянул обе руки, обхватил его за лодыжки, дёрнул кверху настолько резко, насколько мог. Я знал, что это нужно сделать быстро, резко и с силой, потому что если с ним этого не произойдёт, он снова даст мне затрещину.

- Аааааа! - кричал он, пока летел вниз.

Я смотрел вниз, когда они высыпали на улицу. Я наблюдал, как там, внизу, кровь бежит маленьким ручейком в зазор между двумя кирпичами, а он лежал так, словно хотел приглядеться к нему поближе, получше, и его глаза находились у самого ручейка. Иногда, после дождя, нам разрешали пускать наперегонки зубочистки в сточной канаве. Мне никогда не было дело до того, выиграл я или проиграл. Мне нравилось за этим наблюдать.

Сестра Элизабет говорила, что это ужасное потрясение для меня. Она прижимала меня к себе. От неё исходил этот странный запах. Я сказал, что он пытался показать мне, как он умеет ходить по перилам. Получилось так, что я потерял равновесие. Я не видел, как он летел вниз, потому что завалился назад. А ведь это был бы один из самых смачных моментов. Я не знал, сколько раз он перевернулся в воздухе. А жаль.