Все это было на войне

Всплески волн, бушевавших на казачьей земле в революционные годы, явственно слышатся в стихах поэта. Он напоминает, что, в сущности, в те годы на две стороны — две непримиримо враждующие силы — раскололась эта донская сторона. Конечно, Шолохов уже рассказал об этом с несравненной силой на страницах «Тихого Дона», но у поэзии свой язык. И разве не тот же «Тихий Дон» стал для поэта источником, напившись из которого, он и сам захотел отправиться в путь по родной степи. Утолившему жажду из такого источника, дано многое совсем по-новому увидеть и открыть для себя в этой с детства знакомой степи. Увидеть и то, как пробирается сквозь заросли терна к изрубленному белоказачьими шашками красному партизану и прикладывает к его ранам медвежье ухо сынишка белого казака… И еще раз задуматься над силой той правды, за которую сражается этот красный партизан. Увидеть и то, с какой яростью рвет со своего чекменя погоны казак, возвращаясь домой с седлом на плече, — и снова навести читателя на горькие размышления о судьбе Григория Мелехова и тысяч других казаков, жестоко обманувшихся и жестоко обманутых генералами и атаманами, белоказачьей верхушкой. Как же после всего этого не потянуться опять на вешенский берег! Стихотворение «В станице Вешенской» было написано А. Софроновым в 1938 году, но из него не выветрилась свежесть первого чувства, оно не потеряло красок:

У берега поджарые быки
Лениво ждут неспешной переправы;
Разлился Дон и скрыл степные травы —
Разливы в этом месте широки.

Настолько широки, что переполнили они и давно уже причаленное к этому берегу сердце. Как бы ни умудрили его со временем зрелость и опыт, все равно с радостной готовностью повинуется оно, отдается во власть несбыточным надеждам:

Хотелось бы немедля угадать:
В бордовой кофте или в кофте синей
Мелькнула за левадою Аксинья,
И сколько лет ей можно ныне дать?

И все же в самом главном не так уже несбыточными оказались надежды, если воочию убеждаешься, что страдания и борьба людей, населяющих этот казачий край, не пропали бесследно. И мятущийся Григорий Мелехов, и тот, чем-то похожий на него, но другой казак, который сорвал со своих плеч белые погоны, и наконец самый зрячий из них — красный партизан — недаром изрыли копытами своих коней и полили кровью родную степь.

Теперь, вспоминая об этом, казаки могут позволить себе и раскупорить бочонок с заветным вином, как тот старик из стихотворения А. Софронова «Бочонок», которому осталось лишь сражаться со своей старухой. С хорошей усмешкой исполнена эта юмореска из нового казачьего быта. И вообще хорошо, когда юмор то и дело вплетается в поэтическую речь. Даже там, где поэт переходит в своих стихах к событиям грозным.

Незадолго до войны он писал о тех пороховых погребах в донской степи, которые давно уже стали винными погребами. Только старое название и сохранилось за ними. Но по неписаному обычаю молодой казак, отправляясь на службу, непременно обязан был принять из этих погребов чарку с вином:

Допить до дна, не проливая,
Почуять порох на губах,
Чтоб сила, хватка боевая
Была в мужающих руках.

С этим казаком поэт встретится потом в дни войны в Донском кавалерийском корпусе генерала Селиванова. И тогда отблеск бессмертника и полынка упадет уже на строчки его фронтовых стихов.

Вообще, где бы поэт ни был, о чем бы ни писал, отныне уже навсегда донской синевой будут окрашены его строчки, той самой, которая обступала его еще и тогда, когда его станок стоял в цехе Ростсельмаша, и еще раньше, когда жил он в древней казачьей станице Усть-Медведицкой и в бывшей донской столице Новочеркасске.

… Там, где все дышало славной и драматичнейшей историей этого легендарного края с его «пороховыми погребами», отбитыми буденовцами у красновцев, и со свинцового цвета бессмертниками, не вянущими «над Доном-рекой», на курганах и братских могилах. С тем особым укладом взбурленной революцией степной жизни, которая врывалась в строку вместе с неповторимым складом и юмором живой казачьей речи, подобной цветной гальке, вымываемой волной на откосы Дона. Сообщая и стихотворной речи поэта этот разговорный склад, непринужденность размеров и ритмов. И с самого начала творческих поисков вводя его в широкие берега той песенности, которая всегда была свойственна этому краю казачества. Недаром же в стремлении к сочетанию разговорности с песенностью выявится и еще одна — драматургическая — струна таланта Анатолия Софронова.