Все это время

– Может, еще увидимся, – говорит Марли, не давая мне возможности закончить свою ложь, которую я даже толком не придумал. Словно она видит меня насквозь, но ничуть не обижена. Она робко, застенчиво мне улыбается.

– Возможно, – отвечаю я, хотя уверен, что мы больше не увидимся.

Поворачиваюсь и хромаю по дорожке.

Когда спустя полчаса я захожу домой, то всё еще думаю о разделенных соусах, россыпи веснушек на носу Марли и зеленой траве у пруда. Едва за мной закрывается дверь, из кухни выглядывает мама и окидывает пристальным взглядом мои отутюженные рубашку и брюки.

– Ты наконец сходил на кладбище? – спрашивает она, взмахивая кулинарной лопаточкой. Меня так и подмывает заметить, что после нашей с Сэмом встречи я постоянно думал о том, чтобы сходить на кладбище, а мама каждый день спрашивала, когда же я туда пойду.

– Ага, – отрывисто отвечаю я, не вдаваясь в детали. Мой сегодняшний поход на кладбище никак нельзя назвать выдающимся успехом.

– А я как раз начала готовить ужин. Можем поговорить.

– Я уже поел.

Целенаправленно хромаю к своей комнате. Сейчас я готов повторно сломать себе бедро – только бы не говорить о том, как прошел мой день.

Скособочившись, спускаюсь по лестнице в подвал, возле шкафа останавливаюсь, чтобы убрать куртку. Открываю шкаф, и взгляд мой падает на коробку, задвинутую в дальний угол.

В эту коробку сложили вещи, которые удалось спасти из моей машины после аварии.

Достаю коробку из шкафа и выдвигаю на середину комнаты. Сажусь перед ней и замираю, кажется, на несколько часов, пытаясь набраться смелости и открыть коробку. Раз уж сегодня на кладбище я не смог нормально попрощаться с Ким, то могу попытаться сделать хотя бы это.

Таращусь на край грязной белой ткани, выглядывающий из коробки. Не знаю, что это, но прикоснуться к ткани и развернуть ее я боюсь. Мне страшно заглядывать внутрь. В конце концов я собираюсь с духом и открываю коробку. Медленно перебираю складки ткани и натыкаюсь на шарф. Потом нахожу сумочку. Одну-единственную туфлю.

Крошечные кусочки Ким, вещи, которые она уже никогда не будет носить. Никогда не повяжет на шее этот шарфик, небрежным жестом не повесит на плечо сумочку, никогда не сбросит эту туфлю, зайдя в мою комнату, чтобы остаться тут на ночь.

Закапываюсь всё глубже и достаю маленький диско-шар, совершенно неповрежденный.

Поднимаю его повыше, рассматриваю в свете лампы, стоящей на ночном столике, и по стенам комнаты бегут крошечные капельки света, отраженного от гладкой поверхности. Шрам пронизывает острая боль, я вижу, как диско-шар вспыхивает, озаренный светом фар стремительно приближающегося к нам грузовика, отчетливо вижу каждую веснушку на испуганном лице Кимберли. Сердце срывается в галоп, перед глазами всё расплывается.

Роняю безделушку и закрываю глаза; воспоминание меркнет, и боль постепенно отступает.

Когда я снова открываю глаза, мой взгляд натыкается на обтянутую бархатом коробочку, лежащую в самом низу. Осторожно, медленно достаю ее, открываю и вынимаю браслет с подвесками. Перебираю пальцами крошечные подвески, взвешиваю холодное металлическое украшение на ладони.

Кончик моего пальца скользит по подвескам, находит пустые звенья, специально оставленные для будущих воспоминаний. Воспоминаний, которые Кимберли создала бы одна, в Беркли.

Теперь мне придется создавать воспоминания самому, без нее.

Размышляю о словах Сэма, которые он произнес, навещая меня. О том, чего хотела бы Ким. О словах моей мамы: «Всегда вперед, ни в коем случае не оглядываться назад». О Марли, стоящей на берегу пруда. Нашего пруда.

Аккуратно убираю браслет обратно в коробочку и откладываю в сторону. Слишком скоро. Сегодня я пошел на кладбище лишь по одной причине: думал, что Кимберли хотела бы этого.

Так почему же я ежеминутно чувствую себя так, словно предаю память о ней?

Глава 10

Несколько дней спустя я снова стою на кладбище, перед могилой Ким и жду, что на меня нахлынет чувство единения с моей любимой. Не хочу видеть ее призрак – просто не знаю, как еще мне поступить.

Кладу букет свежих тюльпанов рядом с увядшими ирисами, но возле надгробия уже стоит другой букет, гораздо больше моего. Интересно, сколько букетов тюльпанов оставили здесь родители Ким, до того как я сподобился сюда прийти?

По крайней мере, на этот раз я принес правильные цветы.

Достаю из кармана шелковый шарф и перекидываю через надгробный камень, возвращая владелице.

– Вот, Ким, – говорю, отступая на шаг. – Как всегда, мне трудно понять, чего именно ты хочешь. Теперь я постоянно об этом думаю, но…

Умолкаю, отчасти надеясь, что Кимберли мне ответит, но слышу только шелест листьев в кронах деревьев у меня над головой.

Сажусь, прислоняюсь спиной к надгробию и жду, что на меня снизойдет озарение. Проходит пять минут, потом пятнадцать, но в моей душе ничего не происходит. В голове крутится один и тот же вопрос.

Оглядываюсь по сторонам и замечаю море розовых цветов через два участка от могилы Ким. Мною овладевает любопытство.

Подхожу и касаюсь одного цветка – лепестки на ощупь очень мягкие.

– Лилии «старгейзер», – раздается голос у меня за спиной.