Все и немного больше

— Если не считать этого небольшого пунктика, она, по всей видимости, умна и практична.

— Я тебе прямо говорю, Алфея. Ты единственная женщина, которую я люблю, единственная женщина, которая мне подходит, но я не прощу себе, если Рой свихнется.

Алфея, подняв вилку, посмотрела на него.

— И каким образом ты можешь помешать этому?

— Я намерен дать ей время, чтобы она успокоилась.

— Звучит красиво… Но что ей от этого? Как только она успокоится, она потеряет тебя.

— Она будет под наблюдением психиатра.

Деревянные часы пробили четверть часа.

— И где в этом случае мое место? — спросила Алфея.

— Я понимаю, что прошу слишком многого, но не могла бы ты снова вернуться в Беверли Хиллз и жить там? Она будет моей женой чисто номинально.

— Какое странное выражение…

Официант подал ей еду. Джерри заказал еще два виски, пока она ковырялась в кукурузе с мясом, которое, по ее словам, было переперченным, и в салате из авокадо, который был в этот день совершенно безвкусным. Эти свои жалобы она перемежала ядовитыми репликами по адресу других посетителей кафе. Тень от грибка переместилась, лицо Джерри оказалось наполовину освещенным солнцем, и лишь тогда стало ясно, насколько он расстроен и несчастен.

— Все же ты сука, — сказал он наконец.

— Ну-ну, — это было произнесено таким же ледяным тоном, как и поданное официантом пиво.

— Но в этом одна из причин твоей притягательности. Твердость… Другие женщины без конца скулят или ссылаются на менструацию, когда мне хочется погладить их по заднице.

— Очень деликатно сказано…

— Разве я когда-либо скрывал, что я сквернослов, работяга и скотина?

Алфея опустила вилку.

— Ты вовсе не скотина, — медленно произнесла она.

Джерри вопросительно поднял глаза, и на какое-то мгновение ее отпустила боль из-за того, что проблемы Рой он ставит выше ее страданий.

— Дело в том, — продолжала она, — что ты слишком погружен в свою живопись и не понимаешь, что есть что. Ты никогда не изучал, какую технику и приемы используют люди, когда охотятся друг за другом.

Он хмыкнул.

— Ты таким замысловатым способом хочешь сказать мне, что между нами все в порядке?

Алфея закусила губу. Отныне его забота о Рой будет постоянно омрачать их отношения. Она никогда больше не сможет чувствовать себя с ним спокойно и раскованно. Даже моменты их интимной близости будет омрачать настороженность.

Однако у нее не было выбора. Она любила Джерри Хорака. Хуже того, она нуждалась в нем.

— Я не могу приехать в Беверли Хиллз, — сказала она, вспоминая продолговатое, красивое лицо Чарльза, которое постепенно приобретало черты взрослого мужчины. — Я должна быть рядом с сыном… А что если снова вернуться в Нью-Йорк?

— Неплохая мысль, — сказал Джерри и как-то очень любовно поцеловал ей руку.

— А как же Рой?

— А она будет пытаться вытравить меня из своей души, — ответил он, отводя от Алфеи взгляд.

50

Рой вынула из сумки новую салфетку и высморкалась — она только что перестала плакать.

— Он не живет в ее квартире.

— Вы уже четыре раза упомянули об этом, — сказал доктор Бухманн.

— Но ведь это важно, разве не так?

— А вы как думаете?

Она заерзала на стуле. Доктор Бухманн в костюме-двойке сидел напротив нее. Во время первого сеанса он объяснил Рой, что не будет лечить ее психоанализом, а предпочитает вести с ней непринужденную беседу в гостиной. Психиатру было за сорок, он принадлежал к последователям Юнга. Высокий, неторопливый в движениях, с редеющими каштановыми волосами, чуть картавящий, он вызвал симпатию у Рой — кстати, ее имя он произносил неправильно, хотя достаточно мило. Его приемная находилась на Бедфорд-драйв, всего в нескольких кварталах от «Патриции», в том же белокаменном здании, где практиковал гинеколог, услугами которого пользовались она и Мэрилин. Кстати, доктор Дэш и рекомендовал доктора Бухманна.

Два месяца назад в Оахаке, в убийственно душный январский день, в полутемной спальне, куда доносились приглушенные звуки вальсов, Рой впервые осознала трагедию Джерри и дала обещание обратиться за помощью к специалисту. Сейчас она регулярно, с фанатичной неукоснительностью три раза в неделю посещала психиатра. Она урезала расходы, чтобы из своего бюджета платить доктору Бухманну, и уходила с работы на час раньше по понедельникам, средам и пятницам, проделывая путь до его приемной пешком. Как бы она обходилась без доктора Бухманна? Кому еще могла она поведать о бессонных ночах, когда она лежит, прислушиваясь к зловещим скрипам (Рой знала, что это галлюцинации), которые доносятся из пустой студии Джерри? Кому еще могла она рассказать, что не в состоянии вспомнить ни того, что в этот день ела, ни имен своих постоянных клиентов? Однажды она осмелилась признаться, что регулярно в одиночестве выпивает по вечерам. Не говоря слов осуждения, доктор в то же время мягко предостерег ее от этого.

— Конечно же, это важно, переехал он к ней или нет! — нетерпеливо сказала Рой. — Удивительно, что вы задаете такой вопрос. Я единственная женщина, с которой он вместе жил.

— Рой, он ведь сказал вам, что хочет жениться на миссис Уимборн.