Иван не знал, да и не мог знать, что судья терпеть не мог иностранцев. Он видел в них только плохое, не желал замечать ничего противоречащего этому его мнению. Все началось с того момента, когда дочь судьи, шестнадцатилетняя девушка, вступила в преступную связь с испанским моряком – католиком. Теперь она ждала ребенка, а ее отец, ни в какую не хотел признавать дитя, рожденное от связи с человеком другой страны, тем более с человеком другой веры. Сегодня с утра и произошло бурное выяснение отношений в семье судьи, так что на работу он пришел крайне раздраженным и рассеянным. В течение дня страдалец за веру несколько поостыл и пришел в себя. Но стоило Ивану произнести, что он иностранец, утренние страсти снова захлестнули судью, и весь его гнев обрушился на, ни в чем не повинного, русского. Если бы Иван знал причину столь резкой перемены, он мог еще раз посетовать на свою неудачную судьбу.
Но Рыжов этого не знал, хотя и без этих знаний, судьба его была безрадостной и пугала неизвестностью. Самые страшные картины рисовались в его воображении. И хотя Иван был не робкого десятка, ему было не по себе.
Дверь, противно заскрипев, захлопнулась за обвиняемым. Надолго ли скрыла она Ивана от прежней жизни, и не похоронят ли эти стены сладостные мечты о море и приключениях, о романтической любви и счастливой свободной жизни.
В камере было темно и сыро. Иван на ощупь нашел какие-то деревянные полати и пристроился на краешке. Он горестно вздохнул.
–Не очень ты весел, братец, – этот хриплый голос, донесшийся из глубины темницы, заставил его вздрогнуть.
–Кто здесь? – испуганно встрепенулся Иван, щурясь и силясь что-либо разглядеть в темноте.
–Твой коллега по несчастью, находящийся в нескольких часах от рая или ада, смотря что иметь в виду, – голос был глухой, как из бочки.
–Как это? – не понял Иван.
–На все воля всевышнего, конечно, но и человек способен вмешиваться в провидение.
Из мрака комнаты на Ивана надвинулась грузная и огромная фигура.
–Меня друзья называют Генрихом, – обладатель массивных габаритов протянул свою крупную и волосатую руку.
Иван пожал ее. Он более или менее привык к темноте и всмотрелся в лицо Генриха. Это был средних лет мужчина, высокого роста, широкоплечий, с отчетливо выпирающим упругим брюшком. Во всей его фигуре сквозила сила и уверенность в себе. Маленькие глаза смотрели хитро и с прищуром. Всклоченные волосы и черная курчавая борода обрамляли изъеденное солью и «украшенное» двумя шрамами лицо. По нему можно было определить, что обладатель столь колоритной внешности испытал в жизни уже немало коллизий, но, несмотря на все выпавшие трудности, умеет достойно встретить опасность и с уверенностью сопротивляется многочисленным невзгодам.
Иван, поприветствовав Генриха, в свою очередь назвал свое имя.
–Ты из каких народностей будешь? – поинтересовался бородач, дружелюбно улыбаясь. Улыбка делало его лицо добродушнее и мягче.
–Из Московии я буду. Уже два года с барином здесь живем, – пояснил Иван, все еще присматриваясь к собеседнику.
–А как ты в Англию то попал ?
Иван, обогретый его улыбкой, а главное уверенностью, исходящей от сокамерника, стал рассказывать, сначала неохотно, а затем все более воодушевляясь, историю своей жизни. Ему было необходимо кому-либо излить свою обиду, открыть душу. Этот бородатый незнакомец, ставший товарищем по несчастью, располагал к задушевной беседе и нашего героя прорвало. Он поведал и о своей бывшей холопьей жизни в России, и о предательстве барина, удивился решению судьи, поделился самыми сокровенными мечтами о море и свободе.
Во время рассказа, Генрих молчал и лишь изредка покачивал головой. Когда Иван замолчал, он произнес:
–Плохи твои дела, парень. Влип ты в историю.
–Неужели все так плохо? Не виноват же я в конце концов.
–Не хочу тебя расстраивать, но дела обстоят действительно неважно. Я немного знаком с этим судьей. Одно слово – зверь, человеконенавистник. За его мягкой внешностью таится ненависть к людям.
В этот момент во мраке ночи, за решеткою маленького окошечка, раздался жалобный кошачий крик. Генрих остановился, прислушался. На его лице появилась легкая усмешка.
–Надо же, – сказал он, – коты орут. В такую то погоду. Слушай парень, это добрая весть. Она должна принести нам удачу.
–О какой удаче вы говорите, сударь? Вы же сами сказали, что дела мои настолько плохи, что ни о какой надежде не может быть и речи, – не сообразил Иван.
–Парень, не говори со мной как с лордом. Зови меня Генрихом, а я буду называть тебя Джон, так мне больше нравиться. Идет?
–Идет. А как же насчет удачи?
–Удача – та же уличная девка, она льнет к сильному. А от слабых бежит, сломя голову. Давай и мы с тобой попробуем схватить ее за юбку и увлечь в свою постель. Ты готов к этому?
–Честно говоря, я готов всячески доказывать свою невиновность. Сидеть в тюрьме за барина, такая перспектива мне кажется ужасной, – юноша все еще не мог взять в толк куда клонит Генрих.
–Сидеть в тюрьме. Это еще неплохой выход для тебя, Джон. Поверь мне, старому морскому волку, болтаться вместе на рее, вот какая участь может ожидать нас.