Все и сразу

Иван подскочил к нему, подставил плечо под нетвердую хозяйскую руку. Тот сделал несколько шагов и повалился в стоящее посреди комнаты кресло.

–Что я вчера последние истратил? – полувопросительно – полуутвердительно обратился он к слуге.

–Да, а когда ваша дама захотела выпить еще, а трактирщик вам отказал, то вы захотели научить его быть вежливым с дамами.

–И что я сделал? – заинтересовано поднял голову Кошелев.

–Ничего особенного и не сделали. Так, разбили о его голову две пустые бутылки.

–А што, одной мало было или как? – Кошелев мучительно пытался восстановить в голове вчерашние события.

–Вы сказали, что для верности и для лучшего запоминания урока вежливости.

–А дальше что? – Кошелев, пытаясь вспомнить, усиленно тер лоб.

–Дальше мне пришлось вооружиться кочергой и отбивать нападение.

–Ну и как, отбился?

–Как видите, вы живы и здоровы.

–Я бы не говорил об этом столь уверенно. В груди что-то … у-у, – Кошелев попытался объяснить, разведя руки в стороны, но свернул на пол, стоявший на столе, подсвечник, и оставил это занятие.

–А ваша дама, как только началась заварушка, так сразу и исчезла, – Иван поднял подсвечник и водрузил его на место.

–Как там ее звать-то? Мэри? Гертруда? А Бог с ней, стервой. Ты куда собрался идти? – глянул Кошелев на одетого слугу.

–Так на верфь, барин. Мне там голландец Йохан обещал книжку по геометрии принести.

–Книжку, – язвительно протянул Кошелев, – ишь ты, наловчился тут. Вот отправлю тебя обратно в Россию к батюшке. Он тебе такую геометрию покажет, – барин гулко захохотал, но опять икнул.

–За что, хозяин? Я же для вас стараюсь. Вы же сами говорили «учение – дело не барское». Учись Ванька – ты у меня будешь первым помощником, я тебе хозяйство вести доверять буду. А сейчас – домой?

–Да шучу я братец, – заулыбался самодовольно Кошелев, – ты мне еще здесь сгодишься. По-английски вон, лучше англичан лопочешь. И как это у тебя получается? Я вот сколько ни бьюсь, ни черта не выходит. Гнусавишь, гнусавишь – а все без толку. А тебя послушаешь, знатно у тебя получается. Ладно, иди. Нет, постой. На обратном пути заскочи к Вилли, может, даст чего? А теперь ступай.

Иван вышел из дома и медленно направился к верфи. Светило яркое солнце, что случалось в последние недели довольно редко. Обширные лужи, еще вчера раздражавшие взор, сегодня ярко поблескивали огоньками, а солнечные лучи принимали водные процедуры, передавая свою радость прохожим. Обстановка располагала к созерцанию и мечтательности.

Иван свернул за угол последнего дома. Его взору представилось море, простирающиеся до горизонта. Несколько дней подряд оно бушевало, и не находя иного выхода своей ярости, обрушивалось на слабые и беззащитные корабли, стоявшие в порту. Оно гоняло и швыряло их как щепки, то вознося на умопомрачительную высоту, то ниспровергая в черную и пугающую бездну. Проклятия и мольба о помощи, стоны и стенания людей, находящихся на этих, гонимых судьбой, скорлупках, ничто не могло заставить смилостивиться разбушевавшуюся стихию. И вот когда казалось, что этому аду не будет конца, когда оставалось надеяться разве что на чудо, море неожиданно сменило гнев на милость. Стих ветер, окончился дождь, волны недавно столь громадные и ужасающие, стали все меньше и меньше и, наконец, из-за туч выглянуло солнце, столь долгожданное и столь заботливое и ласковое.

Сегодня на море было любо-дорого посмотреть. Оно напоминало молодую супружескую чету после прошедшего накануне семейного скандала. Вчера была бурная сцена с битьем посуды, произнесением проклятий и оскорблений, дракой и прочими атрибутами выяснения отношений, которые раскрашивают мерно текущую и монотонную совместную жизнь новыми красками, может и не столь яркими, но без сомнения запоминающимися. Сегодня тихая идиллия, когда обоюдные ласки и взаимные уступки, нежно-трогательные слова извинений и столь долгожданное прощение, придают вчерашним краскам тот самый колорит, который так нежно щемит сердца и который, отметая все плохое предыдущее, оставляет в нашей памяти самые яркие воспоминания и вселяет уверенность в счастливое будущее.

Так и море. Злобная и своенравная мачеха сменилась ласковой и заботливой матерью. Она ласкала и баюкала своих любимых детей, и дети эти, забыв о том, что они еще вчера поклялись навеки забыть дорогу к морю, забыть о путешествиях и приключениях, сегодня, воспрянув духом, начинают мечтать о новых открытиях, новых землях и радуются возможности снова выйти в море.