Всё и вся. Рассказы Вельзевула своему внуку

Здесь же внутренние взаимоотношения жены и мужа одинаковы: подобно тому, как почти вся внутренняя жизнь мужа растрачивается на то, чтобы быть неверным своей единственной жене, так и внутренняя жизнь этой единственной жены, с первого же дня их соединения, все время отклоняется в сторону от семьи.

Для европейской жены, как правило, как только она вышла замуж, муж становится для ее внутренней жизни, как они говорят, «ее собственностью».

После первой ночи, уверенная в своей собственности, она начинает посвящать всю свою внутреннюю жизнь поискам «чего-то», то есть поискам того неопределимого «идеала», который с раннего детства постепенно формируется у каждой европейской девушки, вследствие того знаменитого «воспитания», которое все время придумывается для них разными современными бессовестными писателями.

Во время своего пребывания в этих европейских странах я заметил, что там в существе женщины никогда не образуется того «нечто», которое постоянно поддерживало в ней, как в наших женщинах, так называемый «органический стыд» или, по крайней мере, предрасположение к нему, на чем, по моему мнению, основано то, что называется «долгом жены» и что как раз и помогает ей инстинктивно воздерживаться от тех действий, которые делают женщину аморальной.

Вот почему любая женщина здесь может очень просто в любой подходящий момент, без страдания и угрызения совести, предать своего законного мужа.

По-моему, именно из-за отсутствия у них этого стыда, здесь, в Европе, линия, разделяющая женщину-мать и женщину-проститутку, постепенно перестала существовать, и эти две категории женщин уже давно слились в одну, так что в настоящее время здесь ни в уме, ни в чувствах мужчин не сохранилось того разделения женщин на две категории, которое делает почти каждый перс.

Здесь теперь могут отличить женщину-мать от женщины-самки, только если видят все ее проявления своими собственными глазами.

В европейских условиях семейной жизни, ввиду отсутствия благотворного института полигамии – института, который, по моему мнению, давно нужно было бы здесь ввести хотя бы по той простой причине, что, как показывает статистика, число женщин здесь значительно превышает число мужчин, – существуют тысячи других неудобств и непристойностей, которых могло вовсе не быть.

Итак, уважаемый доктор, основной причиной моего второго порока было то, что я, рожденный и воспитанный в традициях морали, совершенно противоположных существующим здесь, приехал сюда в возрасте, когда животные страсти в мужчине особенно сильны. Вытекающие отсюда несчастья для меня лично возникли, главным образом, оттого, что я приехал сюда еще очень юным и, по здешним понятиям, красивым; и благодаря моему истинно южному типу многие женщины здесь, для которых я был новым и оригинальным типом самца, начали за мной настоящую охоту.

Они преследовали меня, как «крупную дичь».

И я был для них крупной дичью не только из-за своего специфического типа истинного южанина, но также из-за своей мягкости и учтивости в отношении с женщинами – качеств, воспитанных во мне с самого раннего детства в общении с нашими персидскими женщинами-матерями.

Когда я приехал сюда и стал знакомиться с женщинами, я был, конечно, хотя не сознавал этого, мягок и учтив также и с ними.

Итак, знакомясь здесь с женщинами и вначале только разговаривая с ними, главным образом, на тему современной цивилизации и, так сказать, отсталости нашей Персии в сравнении с ней, я затем, конечно под влиянием алкоголя, который тогда употреблял в довольно больших количествах, пал в первый раз, то есть, как будущий отец семейства поступил подло.

Хотя в то время это стоило мне больших страданий и угрызений совести, однако же окружение, опять-таки вместе с действием этого алкоголя, заставило меня пасть во второй раз; и после этого все, так сказать, покатилось по наклонной плоскости и привело к тому, что я есть сейчас, по сути дела, в этом отношении весьма грязное животное.

Теперь особенно, по временам, когда я бываю совершенно свободен от влияния алкоголя, я испытываю моральные мучения и презираю себя всем своим существом, и в такие моменты я еще больше спешу опять влить в себя алкоголь, чтобы забыться и, таким образом, потопить свои страдания.

После того как я жил этой жизнью в перечисленных мною странах Европы, я, в конце концов, осел здесь в Париже – как раз в том европейском городе, куда женщины съезжаются со всех концов Европы и с других континентов с очевидным намерением понаставить «рога» другой своей законной половине. И здесь, в Париже, я окончательно пристрастился к обоим этим человеческим поркам, то есть к алкоголю и, как вы сказали, к беганью за юбками, и мотаются налево и направо без всякого смысла. И теперь удовлетворение обоих этих пороков мне более необходимо, чем удовлетворение голода.

Вот как все шло у меня до сих пор, а что будет дальше, я не знаю, да и знать не хочу.

Я даже всегда делаю все возможное и борюсь с собой, чтобы не думать об этом».

Сказав эти последние слова, он искренне вздохнул и удрученно повесил голову. Я же спросил его: