Все языки мира

Один ветер в поле дул,
Другой ветер к саду льнул:
Песню ладил, травы гладил,
Шебуршил, ворошил.
Уснул.[23]

Меня ужасно смешило, что слово «уснул» мать всякий раз произносит так, будто сама вот-вот упадет и уснет. Я согласился ей подражать, но при условии, что она не будет на меня смотреть, и, забившись в угол, повторял строчку за строчкой все стихотворение, помирая со смеху.

Накануне празднества я заболел, подхватив ангину, а через неделю мать получила от пани Стемпень письмо.

Очень некрасиво с вашей стороны, что вы постоянно везде пихаете своего сына, чтоб он был самый главный. Прямо беда, что он заболел на День учителя, потому что вы исхитрились дать ему из одного стихотворения целых два куплета, да еще конец последнего куплета, из которого Мариан читал только две строчки, хотя должен бы прочитать весь. И еще это очень некрасиво с вашей стороны, потому что и другие дети могли бы прочитать, которые вообще не читали. Наверно, пани Шаламаха ничего б на это не сказала, пускай у них и не такой выговор, как у вашего сына, они ведь третьеклассники, а не поэты.

— Безграмотная невежда, — буркнула мать и в клочки изорвала письмо.

8 Живые картины

Полгода спустя на школьном торжестве по случаю Первомайского праздника трудящихся Тадеуш Вышомирский, первый ученик из выпускного 7-го А, декламировал стихотворение под названием «Рабочие». В белой рубашке, с красной бархатной ленточкой под накрахмаленным воротничком, прямой как струна, он стоял на возвышении в физкультурном зале и читал очень громко, подчеркивая каждую рифму:

День начался рабочий.
Молот несем, кирку и лом.
Молот в руках грохочет —
строим за домом дом.

Забиваем снова и снова

сваи в глубину рек,
разжигаем уголь Домбровы
в машинах, движущих век.

Воздвигаем железные своды,

строим храмы без богов, без слез,
запрягаем гений народов
в сверкающий звездный Воз.

Расправляем крылья в походе,

вихрем улиц вперед идем,
прорезаем тучи над Лодзью
красных зарев ножом.

Мосты на Запад и на Восток!

И дальше, не зная препон!
В горизонт
молотом бьем!

Последний подходит срок!

Мы куем,
кузнецы, —
нас миллион.

Молния. Гром. Мощная песня

в груди пылает пожаром.
Железная цепь треснет
под нашим тяжелым ударом.

В буфера кровь вместо масла влив,

путь расчищаем своими руками.
Вперед, истории локомотив!
Котлы разожжем своими сердцами.[24]

— Дикция у него, надо признать, превосходная, — похвалила первого ученика мать. — Видишь? И ты бы так мог! Но это дьявольская поэзия. Прямо мурашки по коже бегут, как подумаешь… Сердцами разжигать котлы? Так и разит смолой!

Я с матерью и отцом стоял в физкультурном зале, радуясь, что мое выступление уже позади. Стихи мне и на этот раз читать не пришлось, потому что по программе младшие классы не декламировали, а показывали живые картины.

Целую неделю на уроках пения, польского языка и во время классного часа мы под руководством пани Шаламахи репетировали живую картину, чтобы наша, МИЛИЦИОНЕР — ДРУГ ДЕТЕЙ, получилась самой лучшей.

Вначале дежурный мелом рисовал на полу мостовую и «зебры» — пешеходные переходы, а затем, по списку (Авдеенко, Банецкая, Бербецкая…), каждый из нас изображал попеременно то ребенка, переходящего улицу, то милиционера, следящего, чтобы дети переходили дорогу только в специально обозначенных местах.

Всякий раз, когда ребенок ступал на «зебру», милиционер, одобрительно кивая, показывал ему табличку, на которой крупными буквами было написано только одно слово: ХОРОШО. Если ребенок, игнорируя «зебру», пытался перейти улицу в недозволенном месте, милиционер немедленно заступал ему дорогу, размахивая табличкой с надписью ПЛОХО.