— Для них наши встречи редки. Это только четвертый совместный ужин. Дети ведь не присутствуют при телефонных звонках, не читают наши электронные письма, не гуляют с нами и даже не стремятся общаться.
— Верно, — согласилась Полли и снова забыла о детях, пока не пришло время отрывать их от пинбола и везти домой.
Как только Полли открыла дверь, дети тут же проскользнули мимо нее и направились прямиком в свои комнаты. Пока они еще были в пределах видимости, Полли успела крикнуть:
— Спасибо, что пошли со мной в ресторан и составили прекрасную компанию.
К ее удивлению, Андреа остановилась, хотя и не повернулась.
— Это было круто, мам. — Она приподняла край своей длинной юбки, словно осматривая его на предмет повреждений.
Ошеломленная Полли ничего не ответила, а когда наконец опомнилась, Андреа уже ушла. В итоге она предположила, что «круто» можно трактовать не только как хорошо, но даже отлично. Все прекрасно поладили друг с другом. Дети сами завязали знакомство — правда, почти бессловесное, но совершенно комфортное для них.
Сидя в своей комнате в полном одиночестве, Полли подумала о письме, которое уже давно хранилось в папке. За восемь лет после смерти мужа из лос-анджелесского окружного суда ей прислали несколько анкетных опросов, касающихся гражданской обязанности быть присяжным, и два вызова. В первый раз она разрыдалась, задетая, как она решила, банальной ошибкой, а потом просто отослала формы назад с пояснением, что адресат умер. Следующие анкеты она проигнорировала, несмотря на угрозу штрафа в полторы тысячи долларов. Последние два вызова ее рассердили, поскольку в них содержалось требование прислать в качестве доказательства свидетельство о смерти.