Все или ничего

Но чаще, по мере того как дни визита близились к концу и Димс лежал так с закрытыми глазами, прижавшись к ее плотному заду, проникнув насколько возможно в ее влажное и мягкое лоно, получалось так, что он воображал, будто она – молодой матрос, очень юный и нежный матрос, в которого он погрузился намного легче, чем в большинство других, и тогда он переходил к движению, оживал внутри ее, полный упорной настойчивости, которая бы очень удивила его жену, будь она на месте Лидди. А когда в конце он изливался, улыбка полного удовольствия скользила по губам Лидии, хотя она никогда не требовала совпадения оргазмов.

Но что бы ни происходило в часы сиесты в Марбелле, Лидди и Димс никогда после не говорили об этом друг с другом, так же как никогда не разжимали губ, когда целовались. И что бы ни было между ними, это было великолепно для обоих. Сама природа этого явления была бы разрушена словами, и необыкновенное чудо развеялось бы. Они всегда понимали друг друга. Теперь во время каникул в Марбелле, год за годом, они могли ежедневно ласкать друг друга так, что это полностью удовлетворяло каждого из них. Как отрадно было знать, что это будет длиться всегда, пока существует комната, в которой они могут запереться, пока Нора спит...

Одежда всегда была проблемой для Лидди Килкуллен. Те богатые европейские и американские женщины, которые стали ее ближайшими подругами, тратили огромные деньги на одежду и редко появлялись в одних и тех же нарядах дважды. Даже если они проводили дни в купальниках и теннисных костюмах, вечера требовали элегантности и большого разнообразия.

Случайно Лидди Килкуллен обнаружила, что большие распродажи в универмагах Нью-Йорка открывали ей единственный путь одеваться почти так же хорошо, как и ее друзья. Так как европейская «высокая мода» была ей совершенно не по средствам, ей пришлось довольствоваться лучшими образцами готового платья в Америке. Замужние дочери помогали ей экономить на гостиничных счетах, так как она останавливалась в Нью-Йорке у них. И конечно, было более приятно повидаться с дочерьми, чем разговаривать по телефону, даже несмотря на то, что они ухитрялись иногда раздражать ее.

Браки Фернанды были ужасны, но нельзя было винить ее за то, что она так привлекательна и мужчины не оставляют ее в покое. Валери была суха и догматична, но она никогда не позволит кому-либо догадаться, что в замужестве получила совсем не то, чего ожидала, а этим качеством, как точно знала Лидди, можно было только восхищаться.

В любом случае она считала своим долгом жить у них в Нью-Йорке, держать глаза открытыми, внимательно слушать, нащупывать брод в потоке вокруг них и затем говорить им то, к чему дети, к несчастью, никогда не хотят прислушиваться. Но если мать не может потыкать своих дочерей носом в несколько семейных истин, то кто же это может сделать? Или кому это нужно? Все, что она говорит им, говорится только для их же блага, и в душе Лидди была уверена, что они знали об этом и воспринимали ее советы и предупреждения вполне серьезно.

Одна продавщица в магазине Сакса и другая в магазине Бергдорфа знали, что нужно миссис Килкуллен и время ее визитов. Довольные и польщенные ее доверием, ибо она всегда точно информировала их, куда направлялась, кого видела, в какой одежде нуждалась и особенно какие суммы могла потратить на это, они откладывали для нее вещи, как только начинался переучет и цены на наряды последнего сезона снижались. Частенько, когда к ним попадало платье, приобретенное для магазина сгоряча, просто потому, что оно вызвало восхищение, хотя его явно будет трудно продать покупательнице среднего уровня, потому что оно для особого случая и слишком высокого стиля, они не спускали глаз с такого платья. Если его вдруг перехватывала какая-нибудь умная женщина еще до переоценки, они искренне чувствовали душевную боль. Вскоре они стали откладывать такие вещи в свой ящик с личными покупками, чтобы уберечь от других. Лидди никогда не забывала посылать письма своим двум продавщицам из Европы, писала на почтовой бумаге с рекламой местных достопримечательностей, пересказывала им последние новости и сообщала, какой успех имели ее наряды.