Все или ничего

Задетая за живое, она принялась экспериментировать с различными композициями из продуктов-дублеров, которые нередко оставались в студии всю ночь, пылясь и тускнея, пока по их образцу не выстраивали основную композицию. Джез бесконечно переставляла тарелки, блюда, украшения и цветы, стараясь еще сильнее подчеркнуть волнующую гармонию и графику предметов, чем удавалось сделать Мэлу. Подчас, рассматривая в объектив свое творение, она ловила себя на мысли, что ее композиция более выразительна, чем у Мэла, и тут же быстро делала снимок на свою собственную цветную пленку, а потом часами восстанавливала нарушенный ею порядок.

Позже, сравнивая свои работы с работами Мэла, Джез признавала, что есть какая-то грань в работах Ботвиника, переступить которую ей не дано. Несмотря на определенную заданность сюжета каждого нового снимка, Мэлу удавалось каждый раз совершить скачок в новое, на не исследованную еще территорию. Его фантазия каждый раз поражала своей новизной, удивительной в этой узкой области фотомастерства, и Джез понимала, что едва ли сможет работать когда-нибудь лучше. Так что, делать нечего, оставалось только учиться.

Джез сняла небольшую меблированную квартирку неподалеку от студии, расположенной в стороне от престижных районов. Возвращаясь домой часов в восемь-девять вечера, вымотанная, с гудящими ногами от проделанных за день как внутри студии, так и за ее пределами километров, она мечтала лишь об одном: приготовить себе легкий ужин, принять горячую ванну и забраться в постель. В студии они вместе обедали и пили чай, заказывая еду в кафе по соседству. Попробовать то, что они рекламировали, никому и в голову не приходило: кому, как не им, знать, что проделывают с продуктами, чтобы придать им аппетитный вид! Это все равно, думала Джез, что требовать от хирурга-пластика страстной любви к женщине, которой он только что увеличил грудь, уменьшил ягодицы и подтянул коленные чашечки.

Она испытывала умиротворенность и покой от мирного течения студийных дней всю первую половину 1982 года. Как бы ни был талантлив сам фотомастер и вся его команда, в их деле требовалось еще одно: колоссальный запас терпения. Два, а то и три долгих дня кропотливого труда, мелочной подготовки – обычная норма для одной-единственной композиции.

И все же это неспешное, окрашенное иронией и юмором бытие в студии не имело ничего общего с ленью. Неспешность не оборачивалась медлительностью; казалось, сам воздух студии пропитан твердой решимостью быстрее закончить одно кропотливое задание, чтобы перейти к следующему, такому же. Они работали на пределе, четко представляя себе ту черту, за которую нельзя переступить, которая оговаривалась и рекламодателями или художественными руководителями журналов, требующими, чтобы работа была сделана в указанный срок.

Джез впервые работала в команде, преданной своему делу, связанной воедино, команде, в которой личность каждого ее участника не играла роли. Мэл Ботвиник, застенчивый и скромный, оказался лидером, который прекрасно умел добиться от подчиненных полной преданности.

Если какая-то важная деталь упускалась или должна была быть подобрана заново, что случалось сплошь и рядом, Мэл оставался по-прежнему спокойным, не позволяя возникнуть даже намеку на кризис. Никто никогда не слышал от него упреков в свой адрес, даже если все валилось из рук, как не было и конкуренции, стремления выделить одного или принизить другого. Мирный ход событий могло нарушить разве что внезапное вторжение тараканов. Студия Ботвиника казалась особой вселенной, надежной и защищенной от ужасов и волнений, сотрясающих мир за ее пределами.

Она не смогла бы ответить, хотела ли проработать в такой обстановке всю свою жизнь, но понимала, что в атмосфере студии есть то качество, которое ей сейчас крайне необходимо. Она возвращалась к жизни, студия помогала ей нарастить новую кожу поверх саднящей раны – поселившегося в ней за прошедшие два года смятения. Бродя вместе с Тинкой по магазинам в поисках необычной корзиночки для хлеба, стараясь предугадать, как Мэл решит осветить блюдо с тушенной в вине рыбой или что еще придумает Шэрон, чтобы сделать еще более свежими артишоки, Джез мало-помалу начинала забывать о своем раненом сердце.

– Не могу найти «именное фото» для Мэла, – сказала как-то июньским днем 1982 года Джили, непривычно растерянная в этот день, роясь в кипах досье и папок.

– Это и немудрено. Откуда им тут взяться? Это же негативы снимков, сделанных в прошлом году. Хочешь, я сбегаю в магазин за поздравительной открыткой?

– Нет, дело не в этом, Джез. Каждый год в день своего рождения Мэл посылает одну из своих работ всем клиентам, настоящим и будущим, а также представителям рекламных агентств и журналов. О том, что это день его рождения, никто и не догадывается. Ты знаешь, как он застенчив, но такой ритуал ему по сердцу. И Фиби считает, что для будущего бизнеса это гениально.

– Просто один снимок?