— О Господи! — Старик поднял на него безумные глаза.
— Чего вы так боитесь, Вадим Погосович?
— Сам не знаю. Но поживи с мое, усвоишь — у ученого должна быть интуиция. А я чувствую, что приближается что-то ужасное. Если проект тогда не был прикрыт, как они утверждали, если все эти тридцать лет… Ты считал меня храбрым человеком, так ведь? Бесстрашным? А я предпочел обо всем забыть. Слишком надолго.
— А теперь?
— Не знаю. Надеюсь, еще остались люди, которые прислушаются к моим словам, какими бы они ни показались безумными.
Павел лишь молча покачал головой. В отличие от академика, он отлично знал, как мало сейчас значат слова — любые слова. Слишком много дутых сенсаций вспухало и лопалось в последнее время, как пузыри газа на болоте. Да открой любую бульварную газету, каких на каждом углу продается полным-полно, тут же найдешь какую-нибудь страшную тайну с последующим разоблачением: то в Донецкой области вервольфа подстрелили, то в Прикарпатье опять упыри бушуют, то психотронное оружие кто-то направил на соседа по коммуналке… и все — со слов очевидцев, с учеными комментариями. На ночь глядя приятно почитать такое, попугаться немного. Но кто этому верит? Вот если бы доказательства на руках иметь… но их-то как раз и не было.
Он, поколебавшись с минуту, сказал:
— А не могло быть это случайным совпадением? Может, тот проект действительно прикрыли, а этот малый — какой-то мутант, игра природы. Псих. Кстати, вы правы — не был он никаким научным сотрудником, все это маска. Прикрытие. Киллером он на самом деле был. Профессионалом.
— Тот человек, — сказал Сыч, — рассказывал мне, что основные трудности с этим материалом как раз и были в том, что они обычных людей ни во что не ставили. И при их способностях могли вытворять все что угодно. Может, гипноз, а может, просто перемещались с такой скоростью, что у нормального человека крыша ехала. Потому, я думаю, проект и прикрыли — поняли, что не в состоянии их контролировать. Пока они все в бункере были заперты, одно дело… Короче, шарахнули так, что там потом ничего не росло лет десять — земля спеклась, как стекло.
— А один, значит, все-таки смылся? — повторил Павел.
— Ну да. Я же говорю.
— Ну а какого черта его к вам на биостанцию притащили?
— Что?
— Зачем его анатомировать было? Да еще чужими силами? Чтобы втравить в это постороннего, да еще такого известного вольнодумца… Что, у них своих данных не было? Архив-то они наверняка вывезли.
— Ну, вольнодумца тогда порядком прижали к ногтю…
— Так все-таки, зачем?
— Я так понял, что там два ведомства схлестнулись. И вся неразбериха как раз из-за этого вышла. Когда этот тип бежал, им пришлось поднять воинские подразделения — ну, одним словом, мне его привезли военные. А тот, в штатском, был сопровождающим. Потому все и всплыло, что вояки им заинтересовались.
— Надо же! А знаете, как мой погиб? Попал в перестрелку между фээсбэшниками и эмвэдэшниками. Вот вам и случайность.
— Ну, не знаю… ты думаешь, подставил его кто- то? Или наши любимые ведомства опять чего-то не поделили?
— Подставил? Тот, кто его подстрелил, — если это было сделано намеренно, должен был иметь не мозг, а быстродействующий компьютер. Его же рикошетом замочило. А с виду — все чисто. Комар носа не подточит.
— Если это так… Если там эмвэдэшники замешаны… Может, я смогу кое к кому обратиться. Если тот человек еще при деле…
— А вы ему верите?
— Я никому не верю, — отрезал Сыч. — И вот тебе доказательства. — Он ткнул пальцем в бумаги. — Ладно. Завтра приходи. А это оставь. Целее будет.
Павел покачал головой.
— Нет уж. Я вас знаю — у вас память слоновья. Вы и так все, что надо, уже наизусть знаете.
— Ну, как хочешь. Завтра приходи. К полудню. Может, до тех пор я что-нибудь выясню.
Павел хотел спросить — нельзя ли привести Регину, но потом передумал. Сыч скажет «нет», и тогда уже назад дороги не будет. А так, если они нагрянут вместе… Может, старик и смягчится… Он всегда любил блондинок.
Врач извлек из кармана халата универсальный ключ — вроде тех, которыми пользуются проводники в поездах.
— Воля ваша, — обернулся он к людям, молчаливо топтавшимся за его спиной, — а только вы все равно ничего из нее не вытянете. Она и раньше на учете в районном психдиспансере была, а теперь у нее обострение.
— Вы же врач, — раздраженно отозвался один из посетителей, — и как же вы это объясняете? Могла она свихнуться от какого-нибудь серьезного потрясения? От каких-нибудь внешних причин?
— Серьезное потрясение у нее семь лет назад было, да еще прошлой весной, когда сын пропал, — ответил врач, — но потом она вроде стабилизировалась. А сейчас… ну, какой-то внешний повод мог, конечно, послужить… но любой, самый незначительный. Померещилось что-то. Или розыгрыш. А все эти слухи… Народ тут у нас не то что пришельцев — зеленых чертей ловит.
— Ладно, попробуем все же, — вздохнул его собеседник.
Врач пожал плечами и отпер дверь в палату. Женщина сидела на привинченной к полу железной койке, неподвижно уставясь в пространство.
— Это к вам, Валентина Сергеевна, — кисло сказал врач. — Эти люди хотят вас кое о чем расспросить.