Все источники бездны

— Был-то был, но не от Сеньки. Он-то тогда в областной больнице лежал — сердечник он был, Сенька, аневризьма была у него, — она с удовольствием выговорила звучное слово, — а Валька, значит, все повадилась куда-то бегать. А Настасья — соседка ее, — говорила, что по ночам у нее в окнах свет и музыка, значит, играет. Ну, она и спрашивает — а кто, мол, Валентина, веселится там у тебя? Та молчит, только глазами хлопает и усмехается. Ну, той интересно стало. Подкралась она к окну-то Валькиному и стала глядеть в щелочку. А там, значит, на столе всякие конфеты, все чин чином, а за столом Валька сидит, а с ней, кто бы вы думали? Сенька! Сидят, чай пьют. Ну, утром Настасья-то Вальку встречает и говорит ей — что, мол, Сеньку выписали? Нет, отвечает та, не выписали, а только врач ему разрешил иногда дома бывать. Для здоровья, говорит, рекомендую. Ну, месяц прошел, другой, смотрим — на сносях Валька-то: Вот, думаем, Сенька обрадуется. Десять лет они жили, все вхолостую. И правда — приезжает Сенька (выписали его, значит, из больницы) и сразу к Вальке. Все тихо, а потом соседи слышат — визжит баба, и так визжит, точно свинья резаная. Прибегают, а он ее по двору за волосы таскает. От кого понесла, спрашивает, сука? Ну, а она цепляется за него — от тебя, говорит, ненаглядный, от кого же еще? Он еще пуще: пока мне уколы в жопу делали, ты, значит, тут развлекалась, а теперь еще и изгаляешься надо мной? Я все это время на койке провалялся, в сортир сам ходил, и то по праздникам, все больше под меня утку подсовывали. Она в слезы, а что тут скажешь?

Она вздохнула.

— И то верно. Добраться до нас трудно. Автобус из Чупы три раза в неделю ходит. Как он приезжал по ночам, Сенька-то, никто не видел. И как уезжал — тоже. Неладно все это. Я ей потом так и сказала — бес это тебя, Валентина, попутал.

— Ну и дальше-то что? — полюбопытствовал Павел.

— А то, что Сенька тут же и помер. Пока он ее за волосы таскал, аневризьма эта у него и лопнула. И осталась, значит, баба на сносях. Родила Алешку и уж так над ним тряслась. Себе во всем отказывала — все ему. А он, когда ему семь исполнилось, взял и пропал. Она такой вой подняла… Мужики наши все обшарили, — может, он в лесу заблудился или в бочагу ступил… Места тут глухие, страшные — пропадет человек, и не заметишь… Одним словом, не нашли парня. Вот тогда она умом и двинулась. Начала его в школу собирать — костюмчик новенький купила, портфель… Ходит, напевает. Нашелся, говорит, Алешенька. Сам пришел. Как, когда — молчит. И никому его не показывает. Болен он, говорит, нельзя его тревожить. Болен, так врача вызови, глупая баба! Нет, прячет его и молчит. И тут монтер наш, Петрович, приходит к ней электричество чинить. Вышел оттуда белый весь и говорит: — Видел я этого Алешеньку. И не пацан это вовсе. Что-то, говорит, непотребное. Она-то его в погребе прячет — говорит, свет ему глаза режет, — а он там сидит в темноте и светится сам по себе. И не шевелится. Ну, Петрович, известно, он и не то может увидеть, он с топором в одних подштанниках по дому бегал, чертиков рубил, кто же ему поверит? А выходит, правду он говорил…

Она недоуменно покачала головой.

— А вы его видели? — спросил Борис.

Та кивнула.

— Видела, когда его уже на машине вывозили. Она цепляется, кричит — отдайте сына моего… А что там лежит, на этих носилках, и сказать страшно. Голова огромная, лица нет, руки-ноги тоненькие, скрюченные… Его у Петровича на огороде откопали. Полежал он там маленько, конечно, но никакой это не мальчик, говорю я вам. Вообще не человек.

— Ну, а сами вы что про это думаете, Лариса Захаровна? — спросил Борис. — Кто же это был тогда? И вообще, ребенок-то у нее от кого?

Та пожала плечами.

— Заморочил ее кто-то. Отвел глаза. Дом их на отшибе стоит. А в лесах здешних всякая нечисть издавна водится.

— Леший, что ли? — насмешливо спросил Павел.

— Не знаю. Может, и леший. А только морочит тут людей кто-то.

— А что там за карьер у вас какой-то? — поинтересовался Павел.

— Да у нас тут два карьера. Один два года назад закрыли. А еще Старик есть. Это не здесь, это подальше… Никита, может, знает.

— Далеко это?

— Ну, как далеко… Пару дней пути. Дорогой, может, и меньше было бы, но в лесу дорог нет.

— Поговорить бы с этим Никитой…

— Воля ваша, — пожала плечами женщина, — а только зря вы это. Контактеры там эти шастали. И военные, говорят, высаживались — и то ничего не нашли. С вертолетами. Уж не знаю, правда, что они там искали.

— А… — медленно сказал Борис, — так это то самое место…

— Скажите, Лариса Захаровна, — перебил его Павел, — а откуда же это существо взялось? Ну, которое она за пропавшего сына принимала?