Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

• Мне тридцать два, у меня двое детей. Я много занимаюсь делами сообщества, являюсь вице-президентом органа местного самоуправления. Когда я училась в колледже, я состояла в женском землячестве и очень много пила. После выпускного осознала проблему и вступила в общество анонимных алкоголиков. Теперь я – алкоголик в стадии ремиссии, восемь лет трезвости. Людям очень хочется верить, что все алкоголики – старые вкрадчивые беспринципные хмыри, и мне часто говорят, что я необычный алкоголик, и задают вопросы: «А ты действительно выпивала?» Когда я объясняю, что очень многие люди в стадии ремиссии выглядят точно так же, как и я, они абсолютно не желают верить. Они думают, что делают мне комплимент, когда говорят, что я – исключение, но это очень стыдно и противно. Вот из-за таких узколобых невежд людям и бывает трудно говорить о своей зависимости.

• Однажды я беседовала с лучшей подругой про своего парня Мэтта. У нас с ним начинались серьезные отношения, и подругу интересовали все подробности. Она спросила меня, расскажу ли я Мэтту о том, что в детстве меня изнасиловал отец. Я ответила, что мы уже касались этой темы и, наверное, я выложу ему все до конца. Подруга пришла в ужас. «Ни в коем случае не говори, это все испортит!» Когда я спросила ее, что она имеет в виду, она предупредила, что он перестанет получать удовольствие от секса со мной, или подумает, что я буду ему изменять, или, что еще хуже, не захочет на мне жениться, потому что будет бояться, что я буду развращать своих детей. Я была поражена и очень оскорблена. Я спросила, думает ли она сама, что насилие сделало меня сумасшедшей, сексуальной маньячкой или способной развращать своих детей. Она ответила: «С тобой не обязательно должно такое произойти, но это вполне могло случиться с другими, кто пережил такое». Она никогда не узнает, до какой степени оскорбила меня и насколько я изменила свое мнение о ней.

В школах социальной работы мы уделяем много времени изучению стереотипов и ярлыков. Как я уже говорила выше, мы не верим в концепцию чистой объективности, так что, чтобы поддерживать значимые, этически корректные отношения с нашими клиентами, мы должны исследовать свои собственные убеждения, ценности и стереотипы. Если мы этого не сделаем, мы будем слишком легко приходить к неверным умозаключениям по поводу наших клиентов, их проблем и нашей работы.

За годы своих исследований я поняла, как важно для нас осознавать, что мы не защищены от применения стереотипов к самим себе и другим людям, с которыми у нас есть общие черты. Труднее всего выкорчевывать и обсуждать именно те стереотипы, которые, как мы полагаем, нам позволительно использовать, потому что они метят в нашу собственную группу. Мы почему-то считаем, что если мы женщины, то это дает нам право клеить ярлыки на других женщин; что лесби имеет право использовать стереотипы в отношении других лесбиянок и т. д.

Около пяти лет назад я разработала упражнение, помогающее социальным работникам выявить эти «разрешенные стереотипы». Я попросила их составить список из трех групп, к которым они принадлежат по каким-то своим характеристикам. Потом я попросила их выявить несколько стереотипов и ярлыков, связанных с каждой группой. И наконец, выявить стереотипы, которые они сами используют, чтобы охарактеризовать разных членов этих групп.

Наши студенты – в основном представители слабого пола, так что большинство из них указывают в качестве одной из групп «женщины». Когда они выявляют стереотипы, связанные с женщинами, они вспоминают такие слова, как сплетницы, врушки, интриганки, манипуляторши, истерички, психованные. Многие студентки охотно признают, что и сами используют эти слова, описывая других женщин. Это всегда становится началом большого разговора, потому что я обычно возражаю: «А я не думаю, что я сплетница, врушка и интриганка. Я не манипуляторша, не истеричка и не психованная. И у вас я таких качеств тоже не припомню. Любопытно: если мы этими словами описываем женщин, а сами мы при этом не такие, то кто мы тогда? Где все эти психованные истеричные манипуляторши-интриганки, которые все время врут и сплетничают?»

В таком случае обычно отвечают: «Ну, мы – исключения». Они пытаются доказывать, что если мы принадлежим к какой-то группе, то мы можем использовать эти ярлыки, чтобы описывать остальных членов группы. Если я много вешу, я могу назвать тебя жирной коровой. Если у меня с кем-то одна раса или одинаковая социальная принадлежность, то мне можно использовать слова, которые нельзя использовать людям, находящимся вне этой группы. Я думаю, что позволять себе вешать ярлыки на людей из нашей группы означает вступление на скользкую дорожку стыда. Мы часто не чувствуем, что пренебрежительно относимся к себе и похожим на нас людям, когда ругаем ту группу, к которой принадлежим.

Старение