Все изменяет тебе

— Вот именно. — Я осторожно подвигал челюстью. У меня было такое ощущение, будто она сделана заново, только что пригнана и еще даже не прижилась у меня на лице. — А знаешь, что я припоминаю, Льюис? — спросил я. — Ведь Баньон рассказывал о каком — то человеке — звере с поврежденной рукой, говорят, он разгуливал с Лимюэ- лом незадолго до того, как на горе был найден труп убитого Сэми?

— Верно, он действительно рассказывал об этом. Значит, его зовут Бледжли? Чья же теперь очередь?. На кого еще Пенбори натравит его?

— Значит, то, что говорил Баньон, верно?

— А почему бы и нет! Вчера в эту пору ты разве поверил бы, арфист, что если ты захочешь поймать в речке парочку форелей, двое молодцов, говорящих на одном языке с тобой, отдубасят тебя и оставят умирать в одиночестве, будто ты совершил тягчайшее преступление против святого духа?

— А рыбок — то моих не видать? Хотелось бы хоть что- нибудь получить за свои труды и мучения.

— Их и след простыл!

— Как ты попал сюда?

— Миссис Брайер сказала, что ты пошел в эту сторону. Потом я встретил куцего Оливера и от него узнал, что ты спустился к речке. Он считал, что из этого получится веселенькая комедия.

— Оливер и мне сказал, что будет над чем посмеяться, но я только теперь понял, что он имел в виду.

— Куцый Оливер не очень — то крепок на голову. Но и я бы мог напророчить, как тебя встретят в этих местах.

— Если Оливер действительно придурковат, то в Мунли он вполне на месте. Разум здесь был бы вроде болезни. Почему я, будь я проклят, не попросил того гуртовщика, чтоб он поступил со мной, как с моей арфой? Тогда и я, как инвалид, мог бы, пожалуй, спокойно остаться на берегу того озера…

Я медленно поднялся, стараясь стоном заглушить злобу и чувство унижения, тяжело угнетавшие душу. Глаза мои блуждали вверх и вниз по долине.

— Неплохую жемчужину отшлифовал для себя лорд Плиммон! Даю голову на отсечение, что он не задумается весь здешний люд обратить в навоз, только бы удержать за собой эти райские кущи!

Из глубины долины донесся лай собак и топот лошадиных копыт.

— Вот так лает и Бледжли. Только тоном пониже.

На узкой дороге, соединявшей ущелье с усадьбой Плиммона, показалась собачья свора, а за ней всадники и всадницы, одетые в красные с черным охотничьи костюмы и скакавшие легким галопом. Несколько гончих, еще полных старания позабавить Плиммона, вгрызшись зубами в какую — нибудь жертву, свернули с дороги в сторону той части холма, где находились мы с Аьюи-. сом. Стараясь скрыть меня от посторонних взоров, Льюис толкнул меня прямо в кусты, и в ту же минуту один из всадников кликнул собак и заставил их вернуться на дорогу. Я отбивался от Льюиса. Мне претили все эти господа, их поведение, их псы. После встречи с Бледжли я даже почел бы за удовольствие вступить в кровавую схватку с подлинными, дипломированными псами. Но пока я расправлял отекшие и ноющие конечности, собаки и большинство всадников настолько удалились, что их уже не видно и не слышно было. Двое держались метрах в двухстах от остальных. Их кони двигались медленно, вплотную прижавшись друг к другу. Казалось, всадники глубоко погружены в серьезный разговор. У мужчины были красивые плечи, широкие и выразительные, и продолговатое, очень бледное лицо.

— Это и есть Плиммон, — сообщил мне Льюис.

Мое внимание привлекла женщина. Такую голову можно безошибочно узнать на любом расстоянии. То была Элен Пенбори. При виде ее, гарцующей плечом к плечу с могучим и лощеным собственником стольких сокровищ, которые, по — моему, не должны быть ничьей собственностью, мой гнев дошел до точки кипения. Мне хотелось броситься за ней и крикнуть звонким, вызывающим голо-< сом, что я — де по горло сыт ее поселком Мунли, что я сегодня же унесу отсюда ноги и что ее папаше я желаю роскошной, долгой и мучительной, как пытка, жизни. Но я никуда не побежал. У меня только и хватило сил на то, чтобы устоять на ногах. Плиммон увидел нас и крикнул, размахивая хлыстом:

— Что вам здесь нужно, бродяги?

— Ровно ничего, — ответил Льюис.

— Марш отсюда! И поворачивайтесь побыстрей!

— Катись ты к бесу! — медленно сказал я, смакуя каждое слово, но голос мой прозвучал так слабо, что вряд ли эти слова дошли до него. — Посмей только нас тронуть, ты, аристократический ублюдок!

Плиммон запрокинул назад голову — этот жест он, по- видимому, считал очень величественным — и, пришпорив коня, понесся в нашу сторону. Ясно было, что он намеревается учинить скорую расправу и попотчевать меня с Льюисом хлыстом и копытом. Руки Льюиса повисли вдоль боков — в жесте защитного ожидания. Льюис был крупный и мужественный человек, такой, каким бы я и сам хотел стать, и все же я весьма смутно представлял себе, что может поделать каждый из нас против пары таких жеребцов, как Плиммон с его конем. Накоплявшаяся поколениями собственность и отменное питание сделали свое дело: злоба этого человека была страшна. Вдруг его окликнула Элен. Отпрянув назад, он стал слушать, что она ему говорит. Затем снова прокричал нам:

— Предупреждаю: даю несколько минут. И чтоб духом вашим здесь не пахло!