Все к лучшему (СИ)

Я еще был контрактник и потому забастовку игнорировал. Нахлебавшись мутной воды первых лет эмиграции, я держался за место всеми уцелевшими зубами. Как и большинство работающих рядом – в национальных службах разных стран и языков.

Но, пройдя через строй с плакатами в солидное здание Буш-хауса «Би-Би-Си», я так и не смог тогда заставить себя после смены снова выйти на улицу. И на сутки остался в офисе, переночевав на стуле у компьютера.

Мне было стыдно пройти тот десяток метров к тротуару среди незнакомых кричащих коллег с плакатами, самыми мягкими из которых были «позор» и «крыса». Ладно, там кто-то из отсталой труднопроизносимой и продажной страны.

«Русский» и «штрейкбрехер» казалось постыдным вдвойне. Но это было давно – во времена, когда крысы считались маргиналами, еще не расплодились и их было относительно мало.

ГЛОТОК ШАМПАНСКОГО

(АНГЛИЯ, 1989)

Для меня было большим сюрпризом, что на Западе много лет спустя после войны существовали реальные посольства республик стран Балтии. Нет, не советской Литвы, Эстонии или Латвии. А тех, что были до 1940 года.

То есть уже полвека как эти страны были стерты с карты мира, а в столице Англии, занимая приличный старинный особняк, работало посольство независимой и давно несуществующей той же Латвии.

Впервые я приехал туда, чтобы взять интервью для программы актуальных новостей с двумя лидерами от едва народившегося Народного Фронта, которые в этом доме, в посольстве, нашли кров на время своей поездки в Европу. Комнаты для гостей там не было, и мужчины спали в походных условиях, на раскладушках, а днем, приодевшись, встречались с земляками-эмигрантами и английскими политиками.

Главное, что я вынес из разговора, так это ощущение, что Советскому Союзу все-таки придется отцепить вагоны с его Прибалтикой.

Вообще, тогда, в конце восьмидесятых годов уже прошлого века, мне казалось, что советская держава, в конце концов, трансформируется в то, что представляет сегодня Европейский Союз. Территориально, экономически, политически. С единым координирующим, но не диктующим центром в Москве. И сделает подобное первой в мире.

Тем более, что в Европе о каком-либо объединении в то время всерьез и не говорили.

Вскоре меня пригласили в это виртуальное, но существующее посольство на прием в честь Дня независимости Латвии. 1918 года. В основном там были эмигранты послевоенной волны.

– Я боролся за свою страну до сорок восьмого, – объяснил один дедушка на почти родном английском, подхватив для нас два бокала шампанского.

– Партизанили в «лесных братьях»?

– В Латышском легионе. Мы воевали против Красной Армии и стояли насмерть под Псковом. Надеюсь, что скоро сможем вернуться на уже независимую Родину.

– В независимую – возможно. Но не думаю, извините, что легионеров Ваффен СС там примут с радостью. Есть ошибки, которые не прощают ни история, ни люди.

– Разве вы не из русского Народного Трудового Союза? – ощетинился дедушка, показав на знакомого мне представителя этой организации со значком бело-сине-красного российского триколора на лацкане. – Цели и враги у нас одни и те же.

– Я из русской службы «Би-Би-Си»…

– А… – Облегченно протянул он. – Тогда понятно. Либералы. Вас в Англии много. – И добавил, пригубив шампанское: – Слишком много…

«ПЕШМАРГА» – «ИДУЩИЕ НА СМЕРТЬ» (АНГЛИЯ, 1989)

Выходил я на него непросто и конспиративно. Время было такое. Для него и для его людей. Их душили газом, расстреливали, пытали в Ираке. Даже их язык, принадлежащий к индоевропейской группе языков, запрещали в Турции, наказывая от штрафов до тюремного заключения. Разгромленные когда-то, они затихли в Иране. Хотя Тегеран поддерживал их борьбу, давая оружие и возможность для тайных баз. Просто курды десятилетиями оттягивали на себя значительные силы иракской армии.

И все новые и новые волны молодежи шли в их боевые отряды. Их называли «пешмарга». Что значит «идущие на смерть».

Джалал Талабани, ныне президент Ирака, тогда даже и не помышлял о подобном повороте своей судьбы. Ему было трудно и вести, как сегодня бы сказали, сепаратистскую борьбу, и искать поддержку Запада. Ни поздний Советский Союз, ни потом Россия на курдов не ставили. Предпочитали тех, кто у власти.

Плевать, что кто-то диктатор. Зато при нефти и щедрых госзаказах под «откаты». Деньги для чиновников не пахнут. Ничем. Кроме крови. Но она для них пахнет иначе, чем для подданных.

Мне никто не давал редакционного задания на «Би-Би-Си» работать с курдами. В то время почти все темы и возможные интервью мы предлагали сами. Только те, у кого не было своих идей, получали задание. Или когда не было, что предложить.

Я сам сходил в арабскую редакцию и спросил, кто ведет дела курдов. Мне хотелось рассказать русским об этом народе и его борьбе. Там ничего об этом не знают.