Все хорошо

Марк аккуратно прикрывает дверь процедурного кабинета. Не хватало еще, чтобы я и других пациентов заразила своим неверием. Своими страхами.

Он опирается на массажный стол, тот самый, на котором мне скоро предстоит лежать ничком, уткнувшись в слишком маленькую для моего лица дырку в виде пончика, от которой у меня до конца дня будут видны на щеках глубокие борозды. Сам он тем временем станет тыкать мне в спину обтянутым хирургической перчаткой пальцем. И грубо царапать кожу холодными инструментами. И стучать в позвонки, словно это двери, за которыми скрывается что-то интересное.

Сейчас же он скрещивает ноги – неторопливо, будто в запасе у нас все время мира, хотя на самом деле прием длится всего тридцать минут. А осталось их и вовсе двадцать три, потому что Марк опять опоздал. В последнее время он постоянно опаздывает.

– Расскажите, – просит он. – Поговорите со мной.

И произносит эти слова так ласково, так дружелюбно, словно в самом деле хочет услышать правду о моем самочувствии. Словно мечтает поговорить со мной по душам.

Марк терпеливо ждет, когда я заговорю, а я рассматриваю его. Крошечную бородку под нижней губой. Недавно обновленную модную стрижку. Кулон «инь-ян», болтающийся на шнурке у него на шее. Приятное лицо своего в доску парня, на котором застыло выражение «я весь внимание».

Но это ложь. Неужели он в самом деле хочет, чтобы я была с ним откровенна? Нет, конечно, такого нашим отношениям не перенести. Как и ему.

Я открываю рот, чтобы высказать ему все, что тщательно отрепетировала по пути сюда. В машине, обращаясь к заляпанному грязью лобовому стеклу, а на светофорах – к пустому пассажирскому сиденью. В приемной, пока до рези в глазах таращилась на обложки потрепанных спортивных журналов с волнистыми, словно вымокшими, а после высушенными страницами, захватанными пальцами сотен жертв несчастных случаев. Я перечисляла свои симптомы по пальцам. Записывала их в «Заметки» на телефоне, чтобы не забыть. Составила список всех частей моего тела, которым за год нашего сотрудничества вовсе не стало лучше. Всех упражнений, выполнять которые мне так больно, что, по-моему, они только вредят. Я хочу сказать Марку, что, по моим ощущениям, у нас с ним больше нет никакого плана. Мы угодили в какой-то реабилитационный замкнутый круг. Не осталось ни цели, ни направления движения.

Марка мне около года назад посоветовал доктор Ренье. «К счастью для вас, – сказал он, – тут, в Массачусетсе, есть всемирно известный центр реабилитации после травм позвоночника».

«Правда?» – всхлипнула я.

«О, да, мисс Фитч. Прямо в этом здании. В подвальном этаже, – улыбнулся он. – И я знаю реабилитолога, с которым вы отлично сработаетесь. Это Марк».

Помню, я повторяла это имя, словно мне посулили отпущение грехов. «Марк». Смаковала его на языке, как манну небесную. Жмурилась от счастья. Марк непременно окажется лучше, чем Люк. И Мэтт. И Тодд.

«Он обязательно вам поможет, мисс Фитч».

«Он обязательно мне поможет», – твердила я. И сама в это верила. Когда я впервые спустилась в подвал, в «Спинальное отделение», Марк встретил меня на площадке у лифта. Стоял с планшетом в руках и ждал меня. На шее его поблескивал «инь-ян».

«Вы, должно быть, Миранда», – сказал он мне.

А потом: «Вау! Какая у вас классная футболка! По правде говоря, кои – моя любимая рыбка».

Я смотрела на Марка, как на бога.

«Расскажите мне все, Миранда, – добавил он мягко. – Я хочу услышать все с самого начала».

И я рассказала. Рассказала Марку всю свою историю – про падение со сцены, про боль в левом бедре, про неудачную операцию, про сложный восстановительный период, про то, как внезапно у меня заболела еще и правая нога, про результаты МРТ, о которых у каждого врача находилось свое мнение, про инъекции стероидов в бедро и в позвоночник, про акупунктуру, про биологическую обратную связь, про мужчину в белом халате, который вонзал мне в грудь палец, словно кол в сердце вампира, про специалиста по китайской медицине, который воткнул иголку в мой малоберцовый нерв, а я от неожиданности пнула его ногой в лицо. Марк слушал, кивал, тихонько хмыкал – я принимала эти звуки за выражение участия, складывал вместе ладони, словно молился за меня, прижимал кончики указательных пальцев к губам.

«Рассказывайте дальше», – снова и снова повторял он. Словно никак не мог наслушаться. Честно говоря, с тех пор, как я перестала выходить на сцену, у меня никогда еще не было такой благодарной аудитории.

Сложно было рассказать все по порядку. Факты и детали постоянно путались в голове, мне не удавалось восстановить последовательность событий. И я все время за это извинялась.

«Не извиняйтесь, – говорил Марк. – Даже не думайте. Вы так хорошо держитесь. Просто молодец».

Как вдумчиво он кивнул, когда я, наконец, закончила. Как бережно провел диагностическое обследование. Просил наклониться вперед. «Осторожно, осторожно». Потом назад. «Не спешите. Что вы сейчас чувствуете?»

И я поверила, что могу сказать Марку правду.

«Мне больно, – выдохнула я. – Ужасно больно».