Все, кого мы убили. Книга 2

– Это поздние сочинения, притом вторичные. Что-то вроде апокрифов. В генизе не могут храниться скрижали Завета. Много художественных оборотов. Их характер назидательный, как в Притчах. Писатели преследовали свои цели и ссылались на какие-то источники, общеизвестные для своего времени и утраченные в наше. То тебе Тит Ливий, то вдруг Диодор. Никакой системы. Да шучу, шучу, коллега.

– Но Хаим выбирал эти рукописи неспроста, – нахмурился я.

– Ему важно знать, что этих битв было множество.

На сём ложном выводе мне и хотелось пока оставить француза, ибо сам я понимал, что Хаим искал упоминания одного-единственного верного места, посему и увёл рассуждения в сторону. Я хотел оставить себе время на обособленные размышления, хотя понимал, что откройся мы взаимно, то могли бы скорее и вернее нащупать нужный путь. Беда, что никто не торопился делать этого первым, боясь сделать ход главным козырем.

– Это простая мысль. Война обычно состоит из многих баталий, некоторые из которых противоположны по исходу. Трудно представить, что противные силы собрались в одном месте, чтобы сразу решить дело – и никто не отлынивал и не опаздывал. Битва народов не означает, что у Лейпцига собрались бесчисленные толпы французов, русских, шведов и немцев с чадами и скарбом.

– Будьте серьёзны, Рытин, – сказал Жан-Луи, словно это не я призывал его к тому же. – В древние времена исход решался обычно одним главным сражением, и победители стремились истребить всех побеждённых, не давая пощады даже чадам.

– Но в нашем случае, по-вашему, не так?

– Не так. Некие колена, или, если угодно, расы, расселились по земле, и кто-то открыл охоту.

– Силы света и тьмы? – настаивал я.

– Я бы поостерегся употреблять такие слова. Они не прояснят вам картины, а лишь исказят неизбежным отождествлением вас как исследователя с первыми.

– Я прежде всего учёный. Эпиграфист.

– Все желают дружить с хозяином лошади, которая побеждает, – усмехнулся он.

Один из документов, со всеми предосторожностями извлечённый из недр Прохорова свитка ещё третьего дня, насторожил меня, и теперь я решился спросить своего опасного коллегу.

– Необычайно интересно, – проговорил я. – Умеете вы прочитать это?

Он с недоверием пересел на мой край, чтобы не брать в руки папируса, грозившего раскрошиться.

– Почему же вас заинтересовало сие письмо?

– Язык мне неизвестен, а знаки знакомы. Вы видели его раньше?

– Говорят, это знаки письма… – он запнулся, – библейских исполинов.

Я вздрогнул.

– Рефаимов? – уточнил я.

– Вы ведь не интересуетесь ими? – он усмехнулся и воззрился на меня со злобой превосходства, словно он был этим самым рефаимом, а я неправедным хананеем. – Где же, интересно, могли вы повстречать эти письмена?

Чтобы не упоминать валунов из Арачинских болот я рассказал о находках в Гелиополисе.

– Никто не сумел прочитать, – вздохнул Карно, и мне не удалось уличить его в неискренности. – Язык редкий и эпиграфов на нём мало, это вам не иероглифы.

– Иисус Навин со своим воинством позаботился о том, чтобы нечестивое семя вместе со всеми предметами их быта истребить навеки. А если бы их было больше, вы бы взялись за прочтение? У меня есть кое-какие зарисовки из Баальбека.

– Кое-какие?

– Их существует больше, но я нашёл их уже почти в темноте.

– Почему же не продолжили утром?

– Спешил в Дамаск.

– Нет, вы положительно интересуетесь исполинами. Вспомните, гигантов преследовали по всей земле!

– Вы снова о своём.

– Что поделать, тут дело нешуточное.

– Оно каноническое. И ещё в большей мере апокрифическое.

– Я размышляю о том, откуда вы могли о них слышать. Древнееврейского первоисточника вы не читали. Вульгата и библия короля Якова переводит рефаимов просто «гигантами». Впрочем, кажется, они упоминаются в списке племён, но без намёка на их сущность… А-а! Септуагинта. Я угадал?

– Не терзайте себя, я читал славянский перевод, который используется в нашем богослужении. Это существа довольно загадочные.

– Ещё более загадочными их сделали переводчики. То же слово пишут и как «мертвецы», так что о истинной сущности рефаимов без подлинной книги не догадаться. Странно, правда? Вообще же в еврейском языке слово это значит «призраки». Нет, вам это не безразлично. Иначе что занесло бы вас в Баальбек?

– Туда меня занесли люди шейха Антеша, когда меня занесло в Леджу преследование моих коллег по науке.

– Бальзам на душу. Повторяйте почаще. Я всегда рад слышать, что не я один подвергаюсь гонениям. Дадите поглазеть на ваши баальбекские каракули?

– Сколько угодно. Даже место опишу, где их нашёл. Ломайте голову, сколько влезет. А мне там чуть не проломили голову камнем, пока я рисовал. Но уговор: о результатах сообщить первому мне.

– Я вас обману. Скажу, что ничего не выяснил.

– Ваше тщеславие подведёт вас. Вы это на всю Европу закричите, так что же, я не услышу? Итак, ещё раз: кричите, но мне первому. Думаете, я не понял, почему за вами охотятся? Сболтнули лишнего о своих находках, да ещё кое-что приукрасили, ложно дав понять бывшим сообщникам о неких тайных выводах. А может, и не ложно.

– Да, гордыня – моё сокровенное имя, – не без гордости признал он.