К этой комнате прилегала другая, также с погребальным колодезем, но под особым сводом. Во втором спэосе человеческие фигуры были представлены в полроста; в нише другой комнаты стояли две статуи, но уже обезображенные; на дверном проспекте этой комнаты я нашёл два начертания имён фараонов, которые находятся также в таблице Абидосской и принадлежат XV династии; под ними видно воинственное изображение фараона, немного менее чем в натуральный рост. В третьем спэосе, который заключал три комнаты, рельефы были подобны уже встреченным во втором; направо от входа виден род фальшивой двери, где стена состоит из иероглифических надписей, разделённых на полосы. На большой стене, направо, находилась целая иероглифическая таблица, разделённая на множество полос и очень хорошо сохранившаяся, – вероятно, объяснение рельефных изображений, находящихся по сторонам.
Весь осмотр занял у меня не менее получаса, факелы, не имея питания, вздрагивали последними языками, и мы поспешили прочь из лабиринта. Карно нигде не было, до вечера оставалось всего ничего, но я с удовлетворением понял, что француз всё ещё находился на ложном пути. От входа увидел я фигуру, спускавшуюся в лагерь, и узнал её без труда. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом.
– Явились, – Карно не повернулся на мои шаги, – прямо скучно без вас. Какие слухи притащили из Константинополя?
Я откинул полог так, что край его оторвался. Недовольный тем, что эффект моего появления оказался начисто потерян, я сообщил, что его библиотека уже не первая в Египте, но Карно только усмехнулся:
– Тем паче, что моя уже и без того – ваша, вернее, вашего проныры-слуги. Что ещё?
– И слышал я, что вы опять в долгах, – сварливо прибавил я.
– Опять? Вы с ума сошли, Рытин. Разве я когда-то жил по средствам?
– Вы не открыли мне по сию пору главного, – сказал я. – Именно – что вы здесь ищете? Или, спрошу точнее – кого?
– Исполинов, – ответил он неожиданно просто, но по хрипоте в голосе я мог сделать вывод, что признание далось ему непросто. – Раз уж вы сами раскопали без лопаты. Довольны вы теперь?
– Почему же не открыли сразу?
– А вы бы открыли? Разве мы, учёные, не пытаемся скрыть друг от друга свои поиски в надежде обрести славу приоритета?
Я сознавал, что с уст моих сейчас сорвётся глупость, но поделать уже ничего не мог.
– Но речь уже не о славе, а о жизнях многих людей!
Выражение его изменилось с пренебрежительного до презрительного.
– Вам-то, сударь, важна разве чужая жизнь без личной славы? Без того, что вы можете швырнуть презренному свету или положить к ногам любимой, – бросил он как перчатку.
Я вспыхнул. Он и теперь, ещё лучше чем раньше, казалось, ведал мои мысли, тайные порой для меня самого.
– Я не позволю вам играть моими чувствами!
– Полно вам. Вы это уже говорили. Я не чувствами играю, а помыслами. Значит, угадал? Что ж, это нетрудно, я сам не стариком сразу родился, и порывы ваши мне прозрачны.
Он кликнул слуг, и приказал подавать обед. Я тяжело опустился на походный стул в другом конце длинного стола. Странно, но в его шатре я ощущал себя как дома. Два соперника, понимающие друг друга, вовсе не так опасны как иные друзья.
– Но вы не договаривали раньше, несмотря на наш уговор.
– Я вам не лгал, – ответил он голосом уверенного в своей нечестности человека. – А вопросов вы не задавали.
– Что же теперь, когда задаю?
– Теперь вы и так знаете. Ваш секретарь приставил ко мне соглядатая – смышлёного малого. Не будь он таким смышлёным, его давно завалило бы породой, когда он сломал бы шею, оступившись с лесов в раскоп с ножом в спине. Должно быть, ваш секретарь предупредил его о таком исходе… И не такое могло случиться, будь я уверен, что он один. Вообще, вам повезло с помощником. Мне приходилось обходиться одному, пока я не догадался пристроить к делу этого арабского Труффальдино, что так и эдак следит за мной. Это и разумно и законно, раз он получает жалование с двух сторон – пусть и покрутится.
Как не заставляет себя ждать константинопольский кебабджи, слуга тот уже через три минуты открыл крышку шипящего медного чана, и за душистым паром я не мог видеть ни угощения ни того слуги. Карно рекомендовал блюдо как разгоняющее желчь, что будет полезно для моего скифского душеного здоровья.
– Скорее, вы – боялись моего Прохора. Он не прощает врагам.
– И это верно. Кроме того, раньше я не доверял вам, и оказался прав.
– А теперь?
– Я навёл кое-какие справки. За вами длинный след. Вы изрядный плут, Рытин. Вы знаете всех, и все знают вас. Вы охотник и жертва. Вы мне нравитесь. Я сам такой.
– Я вовсе не такой.
– Я приукрасил, – поднял он свой бокал. – Вы хуже. Но и я хуже.
– Я только хочу избавиться от своего секрета, но получить гарантии, – я подвинул бутыль к себе, но второго бокала на столе не нашлось. – Кажется, я близок к тому, чтобы достичь сего с одной из сторон. Беда в том, что у меня ещё нет секрета.