Все кувырком

– Я не выношу вида крови, – заверил ее Гай. – И я вовсе не сумасшедший. Скажите, где вы живете, и я отвезу вас. Зуб даю.

Она нахмурилась, видимо обдумывая предложение. Наконец повернулась к нему и озадаченно сказала:

– Я не понимаю. Зачем мне ваш зюб?

* * *

Ее звали Вероник, ей было восемнадцать лет, и жила она в мансарде, у которой был один плюс – во всяком случае, днем – оттуда открывался прекрасный вид на тюрьму Уондзуорт.

В награду за то, что не убил ее по дороге, Гай был приглашен на кофе. К тому времени, как его чашка опустела, он успел влюбиться в ее владелицу и забыть о том, что Аманда вообще существует.

– Позвольте мне пригласить вас на ужин, – сказал он, с ужасом спрашивая себя, что же ему делать, если она откажет. Его сердце забилось снова, когда она улыбнулась.

– Мне идти прямо так, мокрой и в слякотьи? Или я могу предварительно принять ванну?

– Я буду рад в любом случае, – улыбнулся в ответ Гай.

– Полагаю, мне все же лючше принять ванну, – рассудительно ответила Вероник. Она встала и указала на стопку журналов, громоздившихся рядом с продавленным диваном. – Я не задержусь. Вы сможете развлечь себя? Это французские журналы, но вы можете посмотреть картинки.

Крохотная ванная была пристроена к комнате. Гай улыбнулся, услышав, как она старательно запирает разделявшую их дверь. Журналы оказались порядком замусоленными номерами французского «Вог», в одном из которых он отыскал собственные фотографии, которые делал на последнем показе мод в Париже. Он подумал, что Вероник листала страницы с плодами его труда, и эта мысль обрадовала его. Он решил, что это доброе предзнаменование, означающее начало долгих отношений.

Но журналы явно были для нее роскошью. Комната, хоть и озаренная следами ее присутствия, была обшарпанной и бедно обставленной. Диван с подушками, украшенными ручной вышивкой, служил также кроватью. Лампы были расположены так, чтобы спрятать в тени ободранные обои, а плакаты на стенах, судя по всему маскировали грязь или потеки. Запах нужды витал в воздухе, и ни свечи с запахом корицы, ни мисочки с сушеными цветами не могли его скрыть.

Не было даже телевизора; пачка хорошей писчей бумаги и маленький транзисторный приемник, видимо, только и развлекали ее. Гай внимательно осмотрел комнату, страстно желая узнать побольше о Вероник Шарпантье, и почувствовал неодолимое желание увезти ее из этого холодного, мрачного дома, сказать ей, что больше нет нужды жить так, что он позаботится о ней…

И когда двадцать пять минут спустя она появилась на пороге ванной, он почти прикусил язык, чтобы эти слова не вырвались у него. В черном свитере с высоким горлом, светло-серой юбке и черных чулках она выглядела потрясающе. По плечам рассыпались белокурые волосы. Серые с серебряным отливом глаза радостно глядели на него. Она накрасила губы бледно-розовой помадой.

– О'кей? – весело спросила она.

– О'кей! – кивнул Гай.

– Хорошо. – Вероник улыбнулась ему. – Я дюмаю, мы прекрасно проведем вечер.

– Я в этом уверен.

Она задула свечи и взяла сумку.

– Могу я сделать вам признание?

– Что?

У Гая екнуло сердце. Он не мог представить, что она скажет. И не хотел этого слышать. Но Вероник уже продолжала:

– Я дюмаю, что начинаю радоваться, – шепотом сообщила она, – тому, что выпала из автобуса в дождь. Может, английская погода не такая плохая, в конце концов.

Оливер Кэссиди не очень обрадовался, когда три недели спустя его сын сообщил, что собирается жениться на Вероник Шарпантье.

– Ради всего святого, – сердито сказал он, прикуривая сигару «Король Эдуард» и даже не пытаясь говорить тише. – Это просто смешно. Ей восемнадцать лет. Она француженка. Ты даже не знаешь ее.

– Нет, знаю, – возмутился Гай. – Я люблю ее, а она любит меня. И я пришел не для того, чтобы спрашивать у тебя позволения жениться на ней, это произойдет в любом случае. Я уже договорился в бюро регистрации.

– Значит, ты просто дурак! – зарычал Оливер. – Она любит твои деньги, твою карьеру; почему ты не можешь просто пожить с ней пару месяцев? Тогда ты быстро от нее отделаешься.

– Кричать не обязательно, – сказал Гай. Вероник ждала в соседней комнате.

– Почему это? Почему я не могу кричать? – Его отец грозно насупил брови. – Я хочу, чтобы она меня слышала! Пусть знает, что в нашей семье не все такие болваны, как ты. Если тебя интересует мое мнение, то она просто умная, пронырливая иностранка, которая ищет тепленькое местечко.

– Меня твое мнение не интересует, – холодно ответил Гай. – И я вовсе не хочу отделываться от Вероник. Она будет моей женой, нравится это тебе или нет.

Оливер Кэссиди побагровел.

– Ты выставляешь себя на посмешище.

– Не я, – сказал Гай, возмущенный нежеланием отца хотя бы попытаться понять, – а ты.

Они поженились в Кэкстон-Холле, и вместо медового месяца Вероник отправилась вместе с Гаем в командировку в Швейцарию. Когда они вернулись, Вероник перевезла к Гаю свои немудреные пожитки, оставила работу в шумной лондонской закусочной и сказала:

– Ну! Что мы будем делать теперь?