Все леди делают это

— Моя двоюродная сестра Зоя училась с ней на одном курсе. Когда Сергей женился на Рите, кузина как-то обронила: «Надо же, как этой подлюке повезло». Я стала расспрашивать ее, почему она так думает, а Зойка говорит: «Ритка играет под скромницу, а сама дрянь, каких свет не видывал».

— Клара, расспроси кузину поподробнее, наверняка ей немало известно о Рите, — велела Тамара.

— А надо ли нам копаться в ее прошлом? — засомневалась жалостливая Олеся.

— Надо, — отрезала Тамара и обратилась к верной боевой подруге:

— Как я понимаю, Сергей под подозрением?

— Разумеется. Мало того, он единственный подозреваемый. Даже если ему пришьют доведение до самоубийства, это тоже срок.

— Рита Незнамова никогда бы не покончила с собой, — авторитетно заявил Матвей Лопаткин.

— Почему ты в этом так уверен, Мотя? — повернулась к нему Алла.

— Этот психологический типаж мне знаком. Озлобленная на весь белый свет, завидующая тем, у кого жизнь сложилась более успешно, но не сознающая, что все дело в ней самой. Ей проще обвинить других, что те чем-то перед ней виноваты, чем признать, что сама она ничего собой не представляет.

Верная боевая подруга с сомнением покачала головой — не верилось ей, что Рита Незнамова и в самом деле была такой. Да и в отношении мнения Зои у нее были определенные сомнения — известно, что ни одна женщина не скажет про другую ничего хорошего, обязательно найдет чем уесть. Тем более в такой ситуации — в Сергея Мартова были влюблены очень многие девушки, Зоя и ее сокурсницы наверняка были в их числе, а достался он серой мышке Рите, вот они и злобились, прохаживаясь по ее адресу. Слова «подлюка», «дрянь» и прочие — всего лишь ярлыки. При соответствующем негативном настрое нелицеприятными словами можно обозвать любую знакомую, а уж удачливую соперницу — тем более. Если бы Зоя привела конкретные факты, подтверждающие ее слова, тогда еще куда ни шло. Да и к фактам нужно относиться критически, делая скидку на Зоину предвзятость.

— Ладно, ребята, — завершила она предварительный обмен мнениями. Ясно одно — пока ничего не ясно.

* * *

Алле не хотелось звонить Сергею при сокурсниках и частных сыщиках вряд ли удастся выдержать нейтральный тон, да и не смогла бы она говорить с ним по-деловому.

Выйдя из офиса «Самаритянина», она удивилась, не увидев «вольво» верного оруженосца. Решив, что тот припарковал машину возле входа в «Приму» — с другой стороны здания, — Алла заглянула в записную книжку и набрала номер мобильника Сергея. Тот ответил сразу.

— Серж, это я. Ты сейчас можешь говорить?

— Могу. Я уже соскучился.

— Я тоже. Когда ты освободишься?

— Как только пожелаешь.

— Тогда я уже пожелала.

— Где встретимся?

— Есть предложение съездить в мой загородный дом. Секундная заминка. Ясно, Сергей понял, что сегодня она уже не может пригласить его к себе домой. Но видимо, надежда на скорую встречу и заманчивая перспектива провести с ней еще одну ночь перевесили:

— Отлично!

— Тогда диктуй адрес того места, где сейчас находишься, мой верный оруженосец доставит меня туда, я пересяду к тебе, а завтра ты привезешь меня в Москву.

— Пиши. — Он назвал ей адрес редакции. — Жду с нетерпением.

— Еду к тебе с неменьшим нетерпением, — ответила она.

Убрав мобильник в сумочку, Алла завернула за угол и увидела, как в арку въезжает знакомый черный «вольво».

— Где ты был? — удивилась она.

Толику не хотелось признаваться, что все ночи и каждую свободную минуту он дежурит возле дома Филиппа.

— Обедал, — соврал он.

* * *

…Для встреч с журналистами экс-мадам Бобкова, а ныне убежденная девственница Изабелла Астралова, в шестой раз осчастливившая мир своим присутствием, надевала соответствующий ее новому облику наряд.

Над ее туалетами и антуражем комнаты для приемов трудились хорошие модельеры и дизайнеры, но «неземное существо» имело собственные взгляды, как «сделать красиво», и замучила всех капризами.

Имиджмейкер и прочая высокооплачиваемая обслуга за глаза потешались над ее дилетантскими советами, а дизайнер возводил очи горе и с чувством произносил. «Sus docet Minervam!».[33]

В итоге получилось то, что получилось писательница была облачена в длинную многослойную, неопределенного цвета хламиду в стиле «свингер», спускавшуюся от шеи к щиколоткам многочисленными волнами и полностью скрывавшую ее лишенное соблазнительных выпуклостей тело, на голове у новоявленной звезды красовалось нечто немыслимое, ею самой придуманное, помесь тюрбана со шлемом, а лицо прикрывал полупрозрачный лоскут причудливой формы.

Встречая гостя, хозяйка томно возлежала на низкой оттоманке в позе герцогини Альбы,[34] рядом дымилось нечто вроде кальяна, — по ее задумке, это курился фимиам, — говорила она мало, глуховатым «потусторонним» голосом, время от времени роняла непонятные фразы, которые мог связать воедино и придать им какой-то смысл лишь ее толмач, он же по совместительству литагент.