Всё летит в бездну (СИ)

Он наклоняется ко мне, что-то делает с цепями. Теперь я больше не прикован к стене, но цепи сковывают мои ноги, и я могу делать лишь небольшие шаги.

— Давай за остальными, — толкает меня в спину усатый. — Ребята, вы с ним осторожнее, сами понимаете — убийца.

— Инструмент ему, я надеюсь, давать не будут? — тревожно интересуется один из мужиков.

— Какой там инструмент, тележку поставим толкать. Ну пошёл, пошёл!

Мне действительно выделяют тележку, с которой я должен доезжать до рудокопов, ждать, пока они навалят куски породы, и отвозить всё это в другое место, где камни перемалывают в ступах, а затем промывают получившуюся пыль. А чтобы мне не хотелось увильнуть от работы, к тележке меня приковывают цепями. Скован здесь лишь я один.

Чем больше я хожу туда-сюда, тем тяжелее, кажется, становятся оковы. Хорошо хоть их сняли с ног, чтобы я мог быстрее передвигаться, но руки, которыми я почти и не шевелю, уже болят. Меня сторонятся и держат в путах, будто опасного зверя, так что под конец я уже сам начинаю верить, что кого-то убил.

Пока я вожу тележку, у меня есть время, чтобы подумать. Но как ни бьюсь, я не могу понять, почему оказался здесь.

Тот, кто протащил меня под землёй, точно обладает необычной силой. Колдун? Похоже на то. Но зачем я понадобился ему?

Предположим, таким образом он набирает дармовых работников, чтобы не платить им, а класть деньги себе в карман: преступники в рудниках и каменоломнях получают лишь еду. Притаскивает и сочиняет истории, чтобы им никто не верил. Но тогда каждый новичок должен был бы кричать, что он ни при чём и не совершал злых поступков. Рано или поздно это насторожило бы остальных.

Впрочем, здесь нет больше никого в цепях. Или я одна из первых жертв, или этот злодей нацеливался именно на меня. Тем более что для работы ему разумнее было бы захватить кого покрепче.

Меня выводит из забытья грубый голос надзирателя.

— Шевелись! — рявкает он над самым ухом. — Тележка полная!

Я киваю и послушно тащу тележку. С каждым разом она кажется всё тяжелее, к тому же за сегодня я ничего не съел, кроме куска плохо пропечённого хлеба. Да и тот не доел — уронил, поскольку держать было неудобно, прикованную руку не поднимешь ведь к лицу. Остальные только посмеялись, но помочь и не подумали.

Работу я выполняю без пререканий, поскольку уже ясно понял: всё равно заставят силой, только получу вдобавок ещё пару тумаков. А я предпочитаю оставаться целым (насколько это ещё возможно).

Когда рабочий день подходит к концу и меня вновь приковывают к стене, даже прохладный каменный пол кажется мне удобным. Остальные лежат на чём-то вроде матрасов или циновок, а мне ничего подобного не выделили. Мужики негромко гомонят, готовясь ко сну.

— Да ей же ей, не вру, я видел рудовика, — повышает голос один, темноволосый и встрёпанный. — Вот как вас вижу.

— Врёшь, врёшь! — насмешливо отвечают остальные. — Что же он тебя не утащил?

— А он тогда и не за мной приходил, а за Одноухим! Помните, он вскоре и пропал?

— Одноухий в провал свалился, это все знают, чего городишь? Сказки это всё — рудовики…

— Ты-то можешь не верить, Джок, но они и вправду есть!

— А я Рэналфу верю. Он говорит, под землёй есть порченый воздух, который ежели вдохнуть, то и чудится всякое. Вот так люди и придумывают рудовиков.

— Ай, давайте-ка спать. Работа у нас не сахар, почитай круглый день на ногах, пора бы отдохнуть, — ворчит кто-то недовольно, и остальные притихают.

Я бы уснул от усталости, но сильно мучит голод. Хочется пить, но ведро с водой стоит в дальнем от меня углу — не дотянуться. Я попробовал было попросить подать мне черпак воды, но в ответ услышал пожелание сдохнуть. Потому стараюсь лежать тихо, чтобы больше никого не раздражать. Что я, прикованный, смогу сделать, если они решат помочь мне сдохнуть побыстрее?

Когда фонарь почти тухнет, странное движение неподалёку привлекает моё внимание. Я вижу, что часть стены уходит в сторону и два невысоких, но широкоплечих человека, оглядевшись, ступают в комнату. Их лица совершенно скрыты тенями.

— Вот этот, точно? — спрашивает один, указывая на меня. Я слежу за ними из-под ресниц, стараясь не шевелиться.

— Я уверен, — отвечает второй. — Он подойдёт.

— Жалкий-то какой, — не соглашается первый.

Со своего места я вижу только их ноги в странных высоких башмаках на шнуровке. Передняя часть башмаков срезана, и наружу торчат длинные пальцы с грубыми ногтями. Такую обувь могли бы носить клыкастые, если бы они вообще носили хоть какую-то. Но у этих гостей, кажется, нет хвостов.

— Решай твёрдо, — говорит между тем первый. — Точно его?

— Да сколько можно, — шепчет второй. — Его заберём. Он в цепях — никому не нужный.

— Поглядели и хватит, — отвечает ему товарищ. — Уходим.