Все люди — враги

— Ужасные, — ответил каноник, и на его гладком лице появилось отвращение. — Нам приходилось мириться с невероятной грязью и с самой отвратительной пищей. Я все время опасался расстройства желудка, особенно у миссис Стиклей-Уогмоу — у нее такое слабое здоровье. Но зато античные памятники! — воскликнул он, вдруг воодушевляясь. — Античные памятники искупают все. Это поистине вдохновляет; Моя жена может подтвердить вам, что Пиндар [157] и Фукидид [158] были постоянно при мне, и я то и дело цитировал их. Кстати, какое месиво они сделали из Сиракуз. Я с большим трудом мог проследить описание осады. Если бы можно было увидеть этот город, каким он был в дни своей славы!

Тони, никогда не подозревавший, что увлечение классиками шло у каноника дальше скучных разговоров за чаепитием в Мидчестере, почувствовал к старику симпатию. Положительно это говорило в его пользу — ведь он решился поехать в Сицилию, чтобы осмотреть памятники старины, несмотря на полное отсутствие «простого, но безукоризненного питания» и на такое ужасное распространение суеверий. Поэтому он продолжал расхаживать с каноником, который предавался рассуждениям об Августе и Тиберии, Плинии и Светонии [159] и выражал опасение, что не доживет до того времени, когда можно будет осмотреть античную библиотеку, которая, наверное, будет найдена в Геркулануме. Все это перемешивалось с жалобами на неудобства и грубость и сожалениями, что итальянцы больше не понимают латыни. В конце концов Тони узнал, что бедняга испытывал смертельный страх при мысли о мелких затруднениях, которые могут возникнуть в связи с выгрузкой его автомобиля и багажа, а ему хотелось попасть в Рим в тот же день.

— Вот что, — сказал Тони, — я говорю немного по-итальянски. Разрешите мне взять на себя заботу о вашем багаже.

— Я не решался вас беспокоить, — ответил каноник, очевидно, страстно желавший, чтобы Тони ему помог.

— Пустяки, уверяю вас.

Тони предусмотрительно намекнул одному из офицеров экипажа и наблюдавшему за выгрузкой чиновнику, что каноник — английский епископ, и сунул кое-кому на чай. Автомобиль был выгружен и готов к отправлению, прежде чем каноник успел прийти в себя от той почтительности, с которой к нему отнеслись.

С рюкзаком на спине и с чемоданом в руке Тони подошел попрощаться. Каноник что-то шепнул жене, которая кивнула головой.

— Мы вам очень обязаны, — сердечно сказал каноник. — Вы положительно совершили чудо.

— Пустяки. Мне это не стоило никакого труда.

— Может быть, вы поехали бы с нами до Рима?

Места вполне хватит, если вы сядете с Робертсом, а багаж у вас легкий. И вы оказали бы нам еще услугу, указывая дорогу Робертсу, — он в этом отношении ужасно бестолковый.

Тони колебался. Его не особенно соблазняла езда в автомобиле, особенно по Италии, да еще в обществе каноника, но все же любопытно было проехаться по via Appia [160]. К тому же он быстро и без хлопот попадет в Рим.

— Отлично, — сказал он, — я воспользуюсь вашим предложением. Спасибо.

Каноник с явным удовольствием протянул Тони целую коллекцию карт и путеводителей.

— Расстояние, кажется, около двухсот пятнадцати километров, — сказал он. — Может быть, по дороге найдется какое-нибудь место, где можно прилично позавтракать?

— Если мы поедем по via Appia, — сказал Тони, — можно позавтракать в Террачине. Говорят, там хорошее вино.

Путешествие оказалось гораздо интереснее, чем ожидал Тони. Окрестности выглядели живописнее, чем из окна вагона; они останавливались, чтобы осмотреть Капую и Формию. Завтрак в Террачине неожиданно оказался превосходным.

Каноник сыпал классическими изречениями и хвалил вино эпитетами из Горация, так что, когда Тони высадили у подножия Испанской Лестницы, он почти с сожалением простился со своими спутниками. Славный старикан этот каноник, вполне заслуживает быть епископом.

С этой минуты для Тони начался ряд мелких разочарований. В доме, где Робин когда-то нашел ему комнату, теперь нельзя было остановиться, и ему пришлось пойти в отель, где номер стоил гораздо дороже и был не так удобен. Узкие улочки стали шумными от автомобилей, а Корсо, раньше совсем несуетливый, полный достоинства, выглядел теперь жалкой имитацией какой-нибудь миланской улицы. Церкви и дворцы из-за перестройки города уже не составляли с ним единого гармоничного целого, а стали походить на городские памятники. Вечером он увидел, что два его любимых ресторана снесены, а тот, который он в конце концов выбрал, оказался скверным и дорогим. Он лег спать, чувствуя, что сделал ошибку, снова приехав в Рим. Это уже был не тот Рим, который он с таким восторгом осматривал вместе с Робином. Или сам он уже теперь не тот Энтони?

Но утро на другой день было ослепительно прекрасно, и Тони, смотревший на город с террасы, выходившей на пьяцца дель Пополо, решил, что все-таки поступил правильно, снова приехав сюда.