Все люди — враги

Вьющаяся вдоль стены тропинка шла вначале через апельсиновую рощу, всю унизанную каплями дождя и полную дурманящего аромата, затем мимо виноградников и поросших оливами склонов к небольшому дубовому лесу. Здесь стена кончалась, и перед ними открылась широкая долина, покрытая кустарниками и цветами, редкими искривленными ветром соснами, бесчисленным множеством серых валунов, похожих на огромное стадо овец. Они медленно шли, болтая и смеясь, восторгаясь цветами, непрестанно меняющимися красками моря, внезапно открывшимся видом на куполообразный остров, грозной синевой неба над бушующими волнами. Ветер дул ровный и не особенно сильный.

Энтони испытывал неизъяснимое блаженство. Он мысленно отрекался от написанного накануне в дневнике. Он писал тогда, что больше наслаждается красотой в одиночестве. Нет! В тысячу раз приятнее созерцать природу с кем-нибудь, в ком встречаешь непосредственный отклик, кто вносит что-то новое в твои впечатления и усиливает восторг своими. Его глубоко трогали бережные нежные движения Катарины, когда она прикасалась к цветам, не срывая их, словно они говорили с ней через эти прикосновения.

Никогда еще он не видел, чтобы кто-нибудь так ласкал полевые цветы. Повинуясь безотчетному чувству, он взял ее руку, пальцы их переплелись, и они пошли так, держась за руки.

Тропинка обрывалась у глубокой, изрезанной скалистыми уступами пропасти. Глубоко внизу, в тысяче футов от них, голубая вода бурлила и пенилась, ударяясь о скалы. На каждом, даже ничтожном, выступе росли дикие цветы, кустарники или низкорослые сосны. Они стояли на краю пропасти, держась за руки, глядя вниз, в головокружительную бездну, где морские орлы кружили над водой, а стрижи, вскрикивая, стремительно проносились мимо, словно играя в какие-то воздушные игры… Катарина показала ему на выступ скалы футов на двадцать ниже, уже совсем обсохший на солнце и защищенный от ветра.

Узенькая тропинка вела к нему по самому краю обрыва.

— Вот где я всегда сижу, — сказала она. — Вы можете спуститься туда? У вас не закружится голова?

Энтони даже обиделся, что она усомнилась в нем, — Я ходил не по таким тропинкам в Уэльсе и Девоншире, правда, не на такой высоте.

— Ну, тогда пойдем.

Катарина пошла вперед, цепляясь за выбоины В скале или за крепкие кусты вереска и показывая ему, куда ступать. Он все-таки почувствовал облегчение, когда они достигли выступа. Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Я думала, что вы неспособны на это. Значит, У вас нервы в порядке.

Тони засмеялся и радостно встретил ее веселый открытый взгляд. Он подумал, как чудесно было бы жить вот так всегда с Катариной и что ему очень хочется поцеловать ее. Но она уже отвернулась.

— Посмотрите, — сказала она. — Вот мое кресло — даже если кто-нибудь нагнется и посмотрит сверху, все равно не увидит.

Действительно, это было так. В задней стене выступа было широкое углубление, а сверху над ним нависала скала, так что углубление можно было увидеть, только спустившись на самый выступ. Кто-то и, по-видимому, уже давно, вырубил сиденье под самой скалой; оно поросло мхом, лишаями и редкой травой.

Они уселись и долго молча смотрели на освещенное солнцем море и на почти очистившееся небо, по которому время от времени пробегали маленькие облачка, быстро таявшие в теплом воздухе. Казалось, словно они сидят на носу громадного корабля, а быстро, бегущие облака создавали реальное ощущение движения. Катарина повернулась к нему, собираясь что-то сказать, но он, не слушая, быстро нагнулся вперед и прильнул губами к ее губам. Она положила ему руку на плечо, и он почувствовал, как губы ее ответили ему.

Наконец она прошептала:

— Нам пора идти, а то опоздаем к завтраку.

Тони мягко поцеловал ее волосы, глаза и губы, потом отпустил ее и сказал:

— Хорошо. Пойдем.

— Конечно, я должна была заставить вас подождать, — сказала она, — но я влюбилась в вас сразу, как только увидела.

— Я тоже, только я не понял этого, пока не увидел, как вы чудесно трогаете цветы.

— Вы не считаете меня распутной?

— Я должен был бы тогда и себя считать таким же. У меня нет двух мерок для себя и для вас.

И я еще больше люблю вас за вашу искренность, за то, что с вами не чувствуешь необходимости притворяться.

— Многие мужчины были бы разочарованы такой легкой победой.

— Многие мужчины дураки. Все чудесно так, как оно есть.

— Так мы, значит, влюбленные!

— Да, — сказал он, целуя ее руку, — влюбленные.

— А ведь мы только вчера увидели друг друга, но вы чудесный возлюбленный, Энтони.

Она подняла руки к солнцу:

— Ты пошлешь нам счастье, бог солнца?

По дороге домой Катарина сказала:

— Надо всегда прятать счастье, Энтони. Пусть никто не знает о нашей любви. Не надо. Это не потому, что я люблю прятаться или не горжусь вашей любовью, но стоит только людям узнать, и они всегда стараются убить счастье.

— Как же мы объясним нашу прогулку вдвоем?