Столик был украшен узором из цветочных лепестков, и около каждого прибора лежал букет цветов с карточкой, на которой было написано: Auguri della famiglia [Поздравляем молодых (итал.)]. Старуха поставила особый сервиз из своего буфета, где хранила фарфор, и серебро, которое она всегда держала спрятанным под кроватью и никогда сама не употребляла. Тони был растроган.
- Прекрасно, - сказал он. - Вы сделали все так, как только можно было желать, синьора, и лучше, чем я ожидал. Я не знаю, как и отблагодарить вас.
Он заглянул за тростниковую изгородь, не идет ли Кэти, и, понизив голос, спросил:
- Сколько платит вам синьорина?
- Сто пятьдесят лир за десять дней, синьор, но мы не можем...
- Знаю, знаю, - прервал Тони. - Послушайте, эти деньги буду платить вам я. Понимаете? Вы скажете ей, что все уплачено, и денег с нее не берите.
Я теперь позабочусь о ней. Считайте нас обоих на полном пансионе, а если вы будете давать что-нибудь лишнее, я заплачу, конечно.
- Да, синьор.
Хотя старушка и проявляла великодушие, снижая цену для Кэти, она все же не могла не радоваться, что все обернулось для нее так выгодно. Кроме того, итальянцам присущи черты артистизма, они любят изобилие и предпочитают делать свое дело как следует.
- Ну, кажется, все, - сказал в раздумье Тони. - Нет, постойте минутку. А что вы подаете ей к утреннему завтраку?
- Черный кофе и хлеб, синьор. - О черт!
Он вспомнил, как ненавидела Кэти пить по утрам черный кофе и как любила фрукты, мед и горячее молоко.
- Наверно, сейчас нельзя достать настоящего меду? - спросил он.
- Кажется, есть у почтальона, только очень дорогой.
- Достаньте. Если можно, в сотах. И вы должны покупать для нее венские булочки, масло, мед, фрукты и побольше молока. И чтобы оно было горячее.
Купите нам килограмм настоящего кофе, чтобы не пить эту лакричную бурду. Вот триста лир. Это покроет ее счет по сегодняшний день, а остальное пойдет на то, что я просил вас покупать для нас к завтраку. Постарайтесь достать все это. Рассчитываться вы будете со мной после. Шш! Она идет!
- Вы похожи на двух заговорщиков, - сказала, выходя из-за изгороди, Кэти. - Я еще издали услышала ваш страшно трагический шепот.
- Я думаю, ты догадалась, - сказал Тони, - что мое имя Борджиа, а это моя дочь Лукреция, так что сама понимаешь, что тебя ждет.
- Можно подавать, синьорина? - спросила старуха.
- Сию минуту, - сказал Тони, - subito [Сейчас (итал.)], - и поанглийски добавил Кэти: - Я сбегаю наверх умыться, но если бы я ей сказал "через две минуты", она растянула бы их еще на полчаса.
Когда он вернулся, Кэти стояла у стола, разматывая бесконечной длины нитки, которыми были связаны букетики цветов.
- Как они прелестно украсили стол! - воскликнула она.
- Отчасти. Но самое убранство стола целиком дело рук старухи. Она душка. Если ты меня отвергнешь, Кэти, я убегу с ней.
- Тогда Баббо подстрелит тебя из-за дерева. Тут ведь рядом Сицилия, и у них до сих пор существует вендетта. Бедные цветы, как их ужасно туго стянули.
Они не могут дышать, у меня от этого такое чувство, как будто у меня вокруг груди обвилась громадная змея.
- Это дух неоклассицизма, - пояснил Тони. - Все точно, крепко и аккуратно, и никаких глупостей насчет природы.
- Ну, вот, - сказала Кэти, встряхивая освобожденные цветы. - Теперь они чувствуют себя лучше.
Тебе нравятся эти маленькие дикие цикламены, Тони?
- Очень. Один английский поэт говорит, что они похожи на уши борзой. А по-моему, они похожи на девушек, стремительно бегущих против ветра, с опущенными головами.
Тони отошел назад и выглянул во двор, не идет ли кто-нибудь, а затем вернулся под густую зеленую ограду. Кэти усердно распутывала нитки, высвобождая цветы, трогая их кончиками своих нежных пальцев, как будто цветы и в самом деле были живые.
Он заметил, что она переменила платье и надела маленькую ниточку кораллов. Расправляя цветы, она тихонько напевала, как бессознательно делают люди, когда они счастливы. Но как же она исстрадалась, какие муки пришлось ей вынести, если даже в счастливом настроении лицо ее сохраняло скорбное выражение. Тони подумал, что и он по временам бывает довольно мрачен. А как мало было им нужно от своих ближних - только чтобы их оставили вдвоем в покое.
- Кэти!
Он подошел к ней и взял ее за руки. Она вопросительно подняла на него глаза.
- Ты думаешь о том, Кэти, что мы одни здесь с тобой на Эа и солнце сияет?
- Я почти ни о чем другом и не думала, пока была наверху, и сейчас, когда распутывала эти цветы.
- И что нам нет никакой надобности расставаться?