Все меняется

Хлопнула входная дверь, глухо стукнул ранец, сброшенный на выложенный плиткой пол в прихожей, в дверях возник Джорджи в школьной форме: белой рубашке, серых шортах, теннисных туфлях и белых носках. Все, чему полагалось быть белым, имело бледно-серый оттенок.

– А где твой блейзер?

Он удивленно оглядел себя.

– Не знаю. Где-то там. Мы играли. А на игру блейзер можно не надевать, – его чумазая мордашка блестела от пота. На приветственный поцелуй Зоуи он ответил небрежными объятиями. – Ты дала Риверсу морковку?

– Ох, совсем забыла.

– Ну, мам!..

– Дорогой, ничего с ним не сделается. Еды у него полно.

– Не в этом дело. Морковка – для того, чтобы он не скучал. – Он ринулся в прачечную, в спешке опрокинув стул, и вскоре вернулся с Риверсом на плече. Вид у Джорджи по-прежнему был укоризненный, но Риверс явно ликовал, тыкался ему в ухо и зарывался под воротник рубашки. – Несчастный блейзер не идет ни в какое сравнение с жизнью крысы.

– Блейзеры не несчастные, и Риверс не голодал. Не болтай чепухи.

– Ладно, – он сверкнул настолько обаятельной улыбкой, что она, как обычно, ощутила прилив любви к нему. – Можно мы выпьем чаю прямо сейчас? Страшно хочу есть. На обед нам дали отравленное мясо и лягушачью икру. Форрестера прямо на все и вырвало, так что я есть не смог.

Они устроились на углу стола. Она отвела его влажные волосы со лба.

– Надо дождаться Джулс. А пока я тебе кое-что расскажу. Сегодня утром умерла Дюши. Тихо и мирно – так сказала тетя Рейчел. Папа сегодня уезжает в Хоум-Плейс, и мы, возможно, поедем туда же завтра.

– Как она умерла?

– Понимаешь, она ведь была очень старенькая. Под девяносто лет.

– Для черепах это не возраст. Бедная Дюши. Мне так жаль, что ее там больше не будет, – он шмыгнул носом и достал из кармана шортов неописуемо замызганный носовой платок. – Пришлось вытирать им колени, но к ним просто прилипла земля.

Дверь хлопнула во второй раз, в кухню вошла Джульет.

– Извините, что опоздала, – сказала она, явно не чувствуя за собой никакой вины, выпуталась из школьного блейзера и красного галстука и бросила их на пол вместе с ранцем.

– А где твоя шляпа, детка?

– У меня в ранце. Всему есть предел, и эта шляпа – точно он.

– Ты же ее всю скомкала, – сказал Джорджи тоном, в котором тонко сочетались восхищение и развязность. Пятнадцатилетняя Джульет была на восемь лет старше его, и Джорджи отчаянно жаждал ее любви и внимания. А она обычно колебалась между небрежной приветливостью и суровой критикой. – А знаешь что? – добавил он.

Джульет капризно бросилась на стул.

– Боже! Ну что?

– Дюши умерла. Умерла сегодня утром. Мама мне сказала, так что я узнал раньше тебя.

– Дюши? Какое горе! Ее убили или что?

– Нет, конечно. Она умерла тихо и мирно с тетей Рейчел.

– И тетя тоже?

– Да нет же. В смысле, тетя Рейчел была рядом с ней. В твоем возрасте с убийствами обычно еще не сталкиваются, – добавила Зоуи.

Джорджи стремительно уничтожал сандвичи, кусочки которых перепадали Риверсу.

– Мамочка, а нам обязательно пить чай в обществе этой крысы? – И почувствовав, что ее вопрос прозвучал слишком жестоко, Джульет добавила тоном героини школьной постановки: – Я так расстроилась, что не смогу проглотить ни крошки.

Зоуи, прекрасно осведомленная о повадках своей на редкость красивой дочери (еще бы, ведь в ее возрасте у самой Зоуи были такие же), утешительно произнесла:

– Конечно, ты расстроена, детка. Всем нам грустно, ведь мы любили ее, но она же была совсем старенькая, так что это даже хорошо, что больше ей не придется мучиться. Съешь хоть что-нибудь, детка, и тебе станет полегче.

– А еще, – продолжал Джорджи, – папа уехал в Хоум-Плейс, и все мы завтра с самого утра тоже поедем, если тетя Рейчел согласится. А она точно согласится.

– Ну, мама! Ты же хотела сводить меня в магазины, за джинсами! Ты обещала! – При одной мысли о таком предательстве Джульет разразилась настоящими слезами. – В будние дни некогда из-за этой противной школы, значит, придется мне ждать еще целую неделищу. А у всех девчонок уже есть. Так нечестно! А может, с утра по магазинам, а уедем дневным поездом?

Зоуи, которой было совсем не до затяжных скандалов, ограничилась неубедительным:

– Поживем – увидим.

Джорджи подхватил:

– И все мы знаем, что это значит. Что по-твоему не будет, только пока мы этого тебе не скажем.

Полли

– Лучше бы я подгадала по времени к каникулам.

Она стояла на коленях перед унитазом, пережидая приступ изнурительной тошноты из тех, какие в последнюю неделю случались каждое утро. Унитаз был допотопный, дергать цепочку пришлось дважды. Она поплескала в лицо холодной водой, а когда струя будто нехотя потеплела, вымыла руки. На более основательное мытье не осталось времени. Пора было готовить завтрак детям – тошнотворная вонь яичницы сразу выбивала ее из колеи, но дети могли обойтись и яйцами вкрутую.