Всё моё сумасшествие

Он выглядел одновременно и обычным, и необычным человеком. Худой и толстый, высокий и низкий, волосатый и лысый с глазами неопределенного цвета, меняющимися чертами лица при каждом движении огромно-маленькой головы, словно инопланетянин, он вперился взглядом в Яну, наклонив над столом свои узко-широкие плечи.

– Чего вам от меня надо? – голос девушки дрожал, а по щекам стекали слезы, – Вы меня убьете? Будете издеваться, пытать? Зачем вам это?

– Что ты… – отвечал инопланетянин неопределенного возраста, – Человеческое тело неприкосновенно, это противоречит моим моральным принципам. Обещаю, все, что мне от тебя нужно – это только поговорить. И кроме разговоров со мной, тебя ничего не ждет в этом доме.

***

“Сегодня в квартире Кладищева стояла еще большая вонь, чем в прошлый раз, и не помогли даже открытые настежь окна, пускающие внутрь прохладный июньский ветерок. В комнате мы с сиделкой находились вдвоем. Она названивала по телефону, параллельно бегая из зала на кухню, я же уперлась взглядом на кровать.

На высоком матрасе, завалившись на бок, лежал Кладищев. Голова его наклонена слегка вниз, к счастью, не повернута ко мне, и я спокойно могу разглядеть выражение лица.

Лицо землистого цвета. Веки наглухо спущены, полные щеки резко сдулись, рот, окаймленный тонкими фиолетовыми губами слегка приоткрыт. Для меня он уже не Кладищев – лишь пугающая груда, нечто сверхестественное, что раньше было выдающимся человеком.

– Ну что ты сидишь здесь? Тебе лучше сходить погулять. Развеяться, – заговорила обеспокоенным голосом сиделка, – Даже Ирину Григорьевну не дождалась.

В этой квартире скоро будет много людей. Приедет Она на дяде Леше вместе с Ириной Григорьевной. Тетя Ира явится со своими детьми. Заскочит пара крепких мужиков из ритуалки.

Я не плачу. Просто чувствую впервые нахлынувшее полное опустошение, безэмоциональность. Будто кто-то резко отнял у меня способность ощущать и думать. Я удивляюсь, как Кладищев мог вот так взять и умереть, и зачем мне понадобилось переться сюда одной. Я всегда думала, что с мертвыми нужно прощаться. Но что для меня прощание невозможно, поняла лишь сегодня.

Когда я мельком последний раз взглянула на Кладищева и собралась уходить, на пороге появилось новое действующее лицо: Боря. Первым, конечно, появился его огромный живот, а затем и он сам. Кашлянув в дверном проеме пару раз (при этом всегда смешно подпрыгивало огромное пузо), он быстро скинул ботинки и удивился тому, что я здесь.

Он еще больше и объемней дяди Леши, но в целом, фигуры похожи. Разнятся только лица: добрые глаза и честное выражение лица сменяется хитрым взглядом и легкой ухмылкой, но физиономия конечно не лишена ума, скорее наоборот, Боря иногда бывает чересчур умным.

– Иди домой. Я тебе звякну вечером, – говорит он и снова кашляет.

Как мне приятно обнять на прощание папу! Особенно, когда я вижу его так редко, и он кажется все время занятым и недостижимым для меня. С папой я сразу повеселела и почувствовала себя увереннее. Он словно прогнал тот дух смерти, что впустил в квартиру Кладищев.

Я давно хожу с мобильным телефоном. Модели достаточно часто меняются, и последнее время я располагаю одной из самых новомодных раскладушек. Я возвращаюсь с рынка – покупала печенье, как вдруг звонит Она, в истерике.

– Я тоже скоро умру. Так же как и Кладищев! – слышно в трубке. Она решила начать разговор именно с этого заявления, – Я умираю, я чувствую что скоро умру, он заберет меня с собой!

Я бросаю трубку.

“Умри в конце концов уже” с грохотом и бешеной скоростью, словно литерный поезд, проносится в голове. А затем испуг. Как я могла такое подумать? Как только подобная мысль могла прийти в голову? Но другая часть меня тоненьким голосочком напоминает все события минувших лет. Стоя у дороги, ожидая зеленого сигнала светофора, я успеваю понять, насколько я устала. От постоянных воплей и слез, болезней и разговорах о них, от собственного дома. Из-за Нее. Но подобные гадкие мысли удается быстро отогнать, и я уже перехожу дорогу, снова жалея Ее, практически плачу.

Дома Она выглядит подозрительно спокойной. Не рыдает, расхаживает по комнате, названивая знакомым и коллегам Кладищева. Словно умер не Ее отец. Смотрит на меня остекленевшими глазами – кажется, в них нет ничего, кроме мыслей о скорой кончине, но вдруг внезапно улыбается, и словно возвращается в свой прежний жизнерадостный образ цветущей женщины.

Я вспоминаю Ее походку. Вспоминаю, как Она плыла по аллее парка Гагарина. На Ней красивое леопардовое платье и босоножки телесного цвета на танкетке. Юбка платья колышется на летнем ветерке, роскошные черные волосы струятся по воздуху, и все вокруг Она заряжает жизнью, словно оживляя своей необыкновенной красотой.