Все могу

Их и купили. А также водки, зелени и конфет. Настя любила, чтобы было немного пьяно. Марина же хотела, чтобы Насте было хорошо. Хотя по большому счету хорошо той давно уже не было. У Настиного мужа была вполне себе даже официальная любов ница, которая отличалась от своих многочисленных коллег тем, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не хотела замуж за Николая. Она так ему однажды и сказала: «Люблю тебя как сумасшедшая, но замуж за тебя не пойду». Он и звать не собирался, но упреждающая декларация ему понравилась. Николай полюбил еще сильнее. А она все тянула из Коли невидимую жилу, наматывала себе и ему вокруг шеи и все крепче держала. И ни веселая жена, ни симпатичные дочери, ни собака такса, ни пожарские котлеты, ни сочные хачапури не могли вернуть Колю в дом. Он приходил с работы, молча съедал ужин и ложился смотреть телевизор. Спортивный канал. Насте казалось, что ему все равно, что смотреть, он не переключал даже соревнования людей с ограниченными возможностями. Так было и в этот раз. Настя побежала встречать, льнула, а он:

– Привет. Пожрать есть? Я там поем, – кивок в сторону кровати. И все. Программа встречи выполнена, далее следует программа передач.

– Пошел смотреть свой спорт. Трындец. Ему похер что смотреть, лишь бы имел место быть элемент состязания.

Марина пыталась пошутить:

– Как он только успел тебе детей сделать?

– Это было до того, как мы антенну купили и «Спорт» появился. А сейчас – что? Я поправилась, если не сказать разжирела. Все прет меня и прет. Стала похожа на бульонный кубик. Тетка с вместительным тазом без вредных привычек: не курю, не гуляю, не работаю. То ли дело молодость. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Теперь я могу потянуть только секс, и то с некоторыми ограничениями. Знаешь, сестричка, когда ты начинаешь осознавать слова «возраст» и «измена» костями, все удовольствия в жизни могут заменить булки.

«Значит, знает про ту», – поняла Марина. Ей было жалко сестру, жалко себя и особенно было жалко Колину любовницу, которая имела убыточную любовь и всеми силами надеялась получить в один скорый день от этой любви самую наглую прибыль. Марина шла к Насте, чтобы рассказать свое горе, но решила, что пока не надо. Рано.

– Теть Марин, а почему Катя говорит, что от мамы с папой венками пахнет?

– Какими вениками? – хором уточнили Настя с Мариной.

– Венками!

– Какими венками, дочка? Ах! Венками! Ты слышала? Где набралась-то? Ща получишь!

– Это не я, Катька.

– А ты зачем повторяешь?!

Все было как в их детстве. Но все было иначе.

Рано утром Марине надо было уезжать в командировку. Поэтому собираться лучше с вечера. Марина вошла в квартиру, повесила ключ на специальный крючок – Алеша определял каждой вещи свое точное место. И фотографиям, конечно. Хотя фотографий в их доме могло было быть и больше. На одной незначительной стене висели лишь счастливые свадебные, немного военных, пара жанровых. На полу у порога стояла большая дорожная сумка и кофр с профессиональной фотоаппаратурой. «Тоже уезжает», – сказала тихо Марина.

Алексей выбежал встречать, по сравнению с тревожным утром выглядел виноватым.

– Уезжаешь? – Для начала разговора Марина спросила очевидное.

– Да, – согласился Леша.

– Далеко? – Марина знала ответ, но опять уточняла.

– Как обычно.

– Понятно.

Леша нежно, без агрессии, пытаясь обнять, медленно спросил:

– Что?.. Что… тебе понятно? – прижал Марину к себе, погладил по голове. – Я – человек войны. Был человек дождя. А я человек войны. Мне интересно там как фотографу. Это не вопрос денег, престижа и премий. Я езжу туда конкретно работать.

– Да-да. Я все знаю. «К Вам письма в сентябре придут, а он убит еще в июле».

Алексей не любил долгих объяснений, подошел к зеркалу, решил отвлечь:

– Может, мне подстричься? Сейчас модно так, знаешь, здесь много, здесь мало.

Марина улыбнулась:

– Здесь много, а здесь мало – это я, – и показала на себя, на грудь и ниже спины.

– Я серьезно.

Марина кивнула:

– Человек-собака. Эта стрижка называется человек-собака.

– Официально? – Леша не поверил.

– Нет, у люмпена.

Не хотела обидеть, но расстроила. Но у Леши был иммунитет к обидам. Редкое и часто уникальное качество. Вроде бы оно ничем конкретно не помогало, но делало жизненный путь гладким. Даже на войне.

Как фотограф Леша мог снимать моделей, архитектуру, репортажи, а выбрал почему-то войну. Считал, что война несет некую очищающую силу. Открывает в человеке доселе не проявленные черты. Что надо было ему очищать, человеку, который не чувствует обид, было неясно.