Метаттон занял сразу три стула — два предназначались ему и его ногам, а на третьем расположился его новый кавалер. Если желтая пресса не врала, это был весьма известный в кругах артистической богемы кутила. Иногда мне казалось, что подобных кутил механическая икона гламура меняла еще чаще, чем роскошные наряды, которые радовали глаз зрителям его многочисленных телешоу. Сколько протянул конкретно этот кутила — я не предполагала ни тогда, и не могу сказать сейчас. Стоило мне пройти мимо них, и Меттатон оторвал глаза от пудреницы, благодаря зеркалу в которой поправлял пышную прядь волос и изящно помахал мне точеной рукой с длинными-предлинными ногтями. Я помахала ему в ответ. Правда, и вполовину не так изящно…
Наконец, когда я была уже готова упасть в обморок, мы подошли к ступенькам, отделявшим алтарь от всей остальной часовни. Я подняла голову. Аз улыбнулся мне сверху вниз.
Аз, дорогой мой… такие костюмы шли только тебе.
С годами он стал еще выше и шире; Аз-подросток с трудом бы доставал ему до плеча, хотя до папиных габаритов — как в плане мускулов, так и в плане жира, — было еще очень далеко. Но на меня смотрели такие родные лиловые глаза и немного грустная улыбка, за которые не жалко было умереть.
Я залилась горячей краской и едва не споткнулась о подол собственного платья, но мой дорогой провожатый крепко держал мою руку.
— Спасибо, папа… — поблагодарила я его.
Мы поднялись к Азу, после чего мой провожатый сел в первый ряд, а я стала напротив Аза — прямо перед священником. Женить нас поначалу хотел папа, но мама отговорила его от этой затеи, сказав, что вести дочь к алтарю, а потом торжественно благословлять ее брак, стоя за кафедрой — это немного странно, и никаким свадебным обычаям явно не соответствует…
Вообще, мамины обязанности тоже явно не соответствовали каким-либо свадебным обычаям: она женила друг на друге собственных детей, хотя, в то же время, это ничему не противоречило, потому что о кровосмесительстве не могло идти и речи. Я взглянула на нее. Она вытирала мокрые глаза носовым платком.
Мамочка… как же я хотела, чтобы мои дети любили меня так же сильно, как я тебя…
Музыка медленно потухла. Аз взял меня за руки. Священик принялся твердить. Что именно — я не слышала. Я смотрела на то, как лиловые глаза моего жениха наполнили слезы. Наверное, с моими все было точно так же. От светлого лица веяло такой безмятежностью, как будто оно мне снилось. Но глаза у жениха вдруг просохли, и над ними нависли нахмуренные брови.
Моя спина похолодела. Что с ним? Или это со мной что-то не так?..
— Фриск, — шепнул Аз, не разжимая рта. — Обеты…
Обеты? Ой! Я чуть про них не забыла…
— Я, Фриск, беру тебя, Азриэль, в законные мужья… — поющим шепотом подсказал мне священник, сдерживая веселую улыбку.
Этот шепот очень мне помог: я проговорила все слова обета до единого, и ни разу не запнулась, хотя очень нервничала.
У Аза, разумеется, с обетами не возникло никаких проблем. Он помнил их назубок. Он вообще отличался лучшей памятью, чем я.
Наконец настала очередь священника:
— …я спрашиваю вас, Азриэль, согласны ли вы взять в жёны Фриск? Будете ли вы любить, уважать и нежно заботиться о ней и обещаете ли вы хранить брачные узы в святости и нерушимости, пока смерть не разлучит вас?..
— Да, обещаю… — просиял Аз.
— А вы, Фриск? Согласны ли вы взять в мужья…
— Обещаю… — произнесла я чуть громче шепота, когда поняла, что священник замолчал. Меня бросило в жар, как будто я бежала под палящим солнцем. Если кто-то в этот момент и не слышал, как билось мое сердце — он был либо не в часовне, либо просто делал вид, что не слышит. К глазам подступила огненная горечь, но я каким-то чудом нашла в себе решимость не броситься в слезы.
Аз взял меня за руку. Маленький и очень гордый Эд подал ему бархатную подушечку. Перед тем, как взять кольца, мы осмотрелись по сторонам. Вы, наверное, можете догадаться, почему. Но угроза торжественному моменту спокойно сидела на коленях у Папируса и лакомилась его собственной костью. Папирус, дорогуша!.. ты оказал нам такую услугу…
Мы расслабленно улыбнулись друг другу, а потом Аз надел кольцо мне на палец.
Я на секунду подумала, что упаду вниз даже под его крошечной тяжестью — так задрожали у меня колени. Но все же взяла себя в руки, оковав и его палец.
— Властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту… — улыбнулся священник.
Я встала на цыпочки, но Аз просто прижал меня к себе, так что мои ноги оторвались от земли, описав в воздухе изящный полукруг. Наши губы соединились. Душа трепетала так, как не трепетала ни один раз в жизни. Если бы Азриэль не поднял меня над полом часовни, я бы обязательно упала…
Все повскакивали с мест. Гром аплодисментов и рев голосов не смолкал в течение всего пути по часовне — от самых ступеней алтаря. Все наши друзья провожали горящими взглядами крепко сжатые руки — большую и мохнатую, и маленькую — в тугой перчатке, скрывающей землистый цвет.
Аз…
Мой прекрасный принц…
Мой самый добрый друг…
Любовь моя…