Все мои уже там

Я поднялся в спальню, налил себе холодную ванну и тут только сообразил, что чемодан мой со всеми вещами так и остался стоять в прихожей на полу возле караулки. Делать было нечего. Я накинул халат и спустился вниз по лестнице, пару раз чуть было не навернувшись и чуть было не сломав себе шею.

Дверь караулки была открыта. В караулке горел свет. За пультом сидела Ласка, про которую я думал, что она тоже, как и я, пошла спать. Но нет. Перед Лаской стояла видеокамера, и Ласка говорила прямо в объектив:

– Любимый, любимый, я прошу тебя. Пожалуйста-а-а-а! – она принялась хныкать, и я вдруг представил себе, как сто тысяч человек в Интернете видят ее хнычущей. – Любимый, пожалуйста, пожалуйста. У меня схватки. Я рожаю. Это будет твой ребенок. Пожалуйста. Мне страшно. Если ты не можешь вернуться, пожалуйста, пожалуйста, хотя бы открой дверь. Мне больно, мне страшно. Пожалуйста. Мне нужно «Скорую». Пожалуйста. Мне нужно в больницу. Любимый…

Я протянул руку над Ласкиным плечом, выключил камеру, в которую Ласка говорила, и поцеловал девочку в голову:

– У тебя схватки, девочка?

Ласка кивнула.

– Как часто?

– Раз в час.

– Это первые роды?

– Первые.

– Тогда у нас полно времени.

Я отправился в гостиную, плеснул в бокал коньяка и отнес его Ласке:

– На-ка! Выпей!

– Мне нельзя, – она развернулась ко мне в кресле и смотрела на меня снизу вверх. – Мне надо в больницу.

– Малыш, – я погладил ее по щеке. – Мы не можем в больницу. И тебе не надо в больницу. Миллионы лет бабы рожали без всяких больниц. И ты родишь. Все будет хорошо. А вот что тебе надо, так это выпить глоток коньяка и пойти поспать. – Насколько я понимаю, голос мой ее успокаивал, поэтому я продолжал: – Рожать не страшно, малыш. Все происходит само. Но если ты не поспишь, у тебя не будет сил тужиться. И мне надо поспать. Иначе завтра, когда ты станешь рожать по-настоящему, я буду валиться с ног и не смогу толком помочь тебе.

На самом деле, я понятия не имел, как принимать роды и как назавтра я стану помогать Ласке, когда она станет рожать по-настоящему. Я понимал только, что надобно ее успокоить, а там уж как бог даст.

Дрожащими руками Ласка взяла коньяк из моих рук и выпила. Ей стало легче. Я помог ей подняться и повел в спальню. На лестнице девочку застала схватка. Девочка повисла у меня на плечах и прижалась ко мне.

В спальне я спросил:

– Есть у тебя ночная сорочка?

Сорочка нашлась. Я раздел Ласку донага и помог одеться в сорочку. Уложил в постель, укрыл простыней. Погладил по голове. Поцеловал в ухо. Велел ни о чем не беспокоиться и разбудить меня, если схватки пойдут каждые пять минут.

– Хотя, я думаю, мы еще успеем как следует выспаться, пока схватки пойдут каждые пять минут, – сказал я, поцеловал Ласку на этот раз в висок, потушил свет, задернул шторы и вышел в коридор.

Честно говоря, хмель совершенно слетел с меня, и меня слегка потряхивало от волнения. На всякий случай, я добежал до Толика. Прапорщик и Банько сидели на крылечке обнявшись и вели совершенно невразумительную беседу про какие-то колокола, какие-то медные сплавы и какую-то чудотворную икону, которую надо поднимать, чтобы никто не ходил в Макдоналдс.

«Пьяные идиоты», – подумал я. И скомандовал:

– Так, парни! Быстро спать! У Ласки схватки! Завтра мне надо, чтобы вы были трезвые и на подхвате!

Я думал, мне придется разгонять их пинками и слушать их пьяный бред. Но вопреки ожиданиям, Толик беспрекословно повиновался. Встал, схватил Банько под мышки, оттащил на диван в гостиную, сам рухнул рядом и захрапел, едва голова его коснулась подушки.

А я вернулся в наш дом. Плеснул себе еще каплю виски. Вошел в караулку. Включил видеокамеру. Громко и четко сказал в объектив:

– Сука!

Потом выключил камеру, поднялся в спальню, лег в постель и заставил себя спать.

Нет, по пути я еще заглянул в спальню к Ласке. Ласка спала. Улыбаясь и хмурясь во сне, как спят дети.