— Мы вставили вам катетер. Это, конечно, неприятно, особенно для мужчины, но и более безопасно, чем пичкать вас бесконечно диуретиками, которые из вас вымыли бы все электролиты. При таком долгосрочном кормлении через зонд их вам нужно очень много. Нельзя исключить, что теперь, когда вы пришли в себя, у вас появится неконтролируемая или, чего я желаю вам от всего сердца, контролируемая эрекция. Для вашего возраста это явление совершенно нормальное, — улыбнулся он, — особенно после столь долгого невольного воздержания. Возбуждение пениса с иголкой внутри для самого пениса может быть небезопасным, а для вас — очень болезненным, от чего, мне кажется, все возможное удовольствие пойдет насмарку, — добавил он с деликатным смешком. — Поэтому завтра мы уберем катетер и дадим вам сильные мочегонные. Еще какое-то время вы будете делать все, не вставая с постели. Для любого взрослого человека это неприятно и унизительно, потому что лишает его чувства собственного достоинства и как бы опускает до уровня ребенка, но другого выбора у нас нет, — объяснял он спокойно. — Кроме того, останется подключен монитор кардиографа, — продолжал Маккорник, показывая на монитор над постелью. — Около десяти недель вы выдаете нам образцовые кардиограммы, — Маккорник снова стал быстро рыться в своей папке с оранжевой обложкой. — Никаких мерцаний предсердия, никакой тахикардии. Как будто это прямо не ваше сердце — потому что ведь ваш берлинский врач прислал нам все ваши электрокардиограммы за последние десять лет. Сегодняшнее ваше сердце рисует прекрасные синусоиды. И к тому же давление ваше, как систолическое, так и диастолическое, нормализовалось и стабильно держится сейчас в районе 120 на 80 миллиметров ртутного столба. Это, как я думаю, для вас очень важная информация, потому что вообще-то приступ ваш, скорей всего, был вызван разрывом сосудов и последовавшим за ним инсультом, хотя у нас нет твердой уверенности, что это произошло именно из-за повышенного давления. Что касается разрыва сосудов — вот тут мы уверены на все сто процентов.
— Несколько, — Маккорник снова порылся в папке, — а если точнее — восемнадцать раз за шесть месяцев мы совали вашу голову в томограф и сканировали мозг, чтобы убедиться в своих предположениях. Немножко мы вас, конечно, облучили, не спрашивая вашего согласия, но мы полагали, что это требуется, чтобы правильно вас лечить. Мало кто за всю историю нашей больницы так часто проходил процедуру томографии. На этом настаивала ваша фирма в Берлине. Они и платили. И за все остальное, кроме стандартной терапии, за все исследования платили. А это, вы уж меня простите, огромные деньги. И ни одна страховка немецкая вам бы все эти расходы не покрыла. Ваш мозг для вашей фирмы, судя по всему, крайне важен и ценен. Правда, нам так и не удалось выяснить, почему же вы все-таки впали в кому и по какой причине дважды за это время пережили клиническую смерть. Но с другой стороны — вы дважды из этого состояния вернулись. И этого я тоже не могу объяснить. Но, впрочем, на сегодня достаточно. Я подозреваю, что после шести месяцев полной отключки вам нелегко переварить сразу столько информации. Но я как врач обязан был все это вам рассказать. Это моя обязанность, а ваше право — узнать.
Маккорник прервался на секунду, захлопнул папку и передал ее стоящей рядом с ним Лоренции.
— А теперь — еще одно, и все, обещаю, что уже оставлю вас в покое, — сказал врач, встав перед ним и сунув руку в карман своего халата. Вытащив оттуда стопку небольших белых карточек, он снова уселся на край постели, достал из пачки одну карточку и приблизил ее к Его лицу, говоря:
— Если вы узнаете того, кто на фото, пожалуйста, скажите. Только коротко, одним предложением, кто изображен на фото. Если не узнаете — просто покачайте головой. Хорошо?
Он совершенно не понимал, что еще за представление начинается. Ему все это казалось очень странным и смешным, но Он подумал, что ни о каких шутках и речи быть не может, когда за дело берется такой зануда, как этот Маккорник. Поэтому Он посмотрел на фотографию. С нее смотрела какая-то улыбающаяся молодая девушка, с зелеными глазами, веснушчатая, с копной растрепанных рыжих волос.
— Я ее не знаю, — коротко сообщил Он, глядя в глаза Маккорнику, и с тревогой уточнил: — А должен?
Маккорник взглянул на Него с явным выражением неудовольствия и, подсовывая Ему следующую фотографию, заметил:
— Пожалуйста, несколько минут ни о чем не спрашивайте, а только отвечайте. Ни о чем! Можете?
— Ну разумеется. Извините.
— Кто изображен на этой фотографии? Вы узнаете этого человека? — спросил Маккорник, показывая пальцем на лицо Сесильки на фото. Улыбающаяся, с красивыми, более светлыми, чем обычно, волосами, распущенными, падающими свободно на плечи. На носу несколько веснушек, губы раскрыты, язык высунула… Радостная и счастливая. На фоне лазурной водной глади и пляжа.