Все монархи мира. Западная Европа

Людовик, получивший при рождении титул герцога де Берри, был вторым сыном дофина Людовика (старший брат его умер в 1761 г.). Отец и мать очень требовательно относились к воспитанию своих детей. Людовик по семь часов в день занимался латынью, историей, математикой. Два раза в неделю его успехи придирчиво проверял отец. Строгое воспитание, даваемое дофину, не нравилось его деду Людовику XV, да и многим другим казалось чрезмерным. Тем более что Людовик вовсе не отличался ни крепким здоровьем, ни особенными способностями. Он рос хилым, болезненным подростком с большими голубыми глазами и неровными зубами, недоверчивым, робким и несчастным выражением лица, переваливавшейся походкой и высоким гнусавым голосом. В 1765 г. после смерти отца он сделался наследником престола, а спустя девять лет – королём. К этому времени уже ясно выступили три отличительные черты его характера: застенчивость, скрытность и благотворительность. Насколько он был сдержан с королём, своим дедом, и особами королевского дома, настолько же он был общителен с подчиненными. Особенно бывал он доволен при встрече с рабочими во дворе дворца или в саду. Его расспросам об извести, о плотницкой работе, о мостовых не было конца. Если случалось, он охотно помогал передвигать бревна или перетаскивать камни. Особенных успехов дофин достиг в кузнечном и слесарном искусствах. Сильную страсть он имел также к охоте. Игра, шумные удовольствия и театральные представления мало занимали его. Любимыми занятиями его были черчение географических карт и точение разных изделий из железа.

Обстановка его покоев очень много говорила о характере короля. В вызолоченной зале были развешены чертежи каналов, прорытых по его распоряжению, находилась модель Бургундского канала и описание работ в порту Шербурга. В соседней комнате хранилась коллекция географических карт и глобусов. Здесь же находились карты, весьма искусно сделанные самим королём или только начатые им. Рядом располагался столярный зал, в котором, кроме токарного станка, было множество разных инструментов (они достались ему по наследству от Людовика XV). В библиотеке, помещавшейся этажом выше, имелись все книги, изданные в его царствование. Дальше шла большая библиотека, где хранились издания и рукописи, принадлежавшие прежним королям со времен Франциска I. В двух отдельных смежных кабинетах находилось множество других интересных книг, собранных им самим. Между прочим, тут помещалось большое количество английских сочинений, которые Людовик всегда с удовольствием читал (в том числе и отчеты о заседаниях парламента). В отдельных шкафах хранились бумаги, относящиеся к каждому из европейских правящих домов: Габсбургскому, Ганноверскому, Романовых и другим. Над библиотекой помещалось любимое убежище короля. То была мастерская с кузницей и двумя наковальнями, множеством замков и разных железных инструментов. Ещё выше был бельведер с особым свинцовым полом, где король, сидя в кресле, с помощью отличной зрительной трубы наблюдал за всем происходящим в Версале, а также вдоль дороги, идущей в Париж, и в самом Париже, насколько это было возможно. Дюре был почти единственным служителем, исполнявшим все личные приказания короля. Он помогал Людовику в уборке столярной комнаты, точил и чистил инструменты, мыл наковальню и оклеивал географические карты.

Людовик родился с довольно слабым здоровьем, но работа и движение, которым он постоянно предавался, развили в нём достаточную силу. Память у короля была замечательная. Он хранил в своей голове бесчисленное множество имен и названий местностей. Цифры и их значения запечатлялись в его памяти с удивительной четкостью. Однажды в предложенном ему отчете был помещен предмет, уже оплаченный в предыдущем году. «Это написано во второй раз, – сказал Людовик, – принесите мне прошлогодний отчет, я вам докажу». Отчет был представлен, и король без затруднений отыскал желаемое. Справедливость и честность составляли неотъемлемые достоинства Людовика. Он становился строг до грубости, если имел дело с кем-нибудь, подозреваемый в обмане. Тогда он сердился, кричал, топал ногами и требовал повиновения. Мышление его всегда отличалось последовательностью и ясностью: все, написанное им, всегда правильно разделялось по статьям.