Все мужчины её жизни

– Эх, черт! – воскликнул он. – Жаль, что я не застал вашей встречи. Было бы любопытно взглянуть на произведенный эффект. Ну что? Каковы впечатления?

– Руслаша! Ты гений! – искренне восхитилась я.

– А то! – Стилист с гордой улыбкой развернул сверток, который принес с собой. В нем оказались кожаное пальто на меховой подстежке, шарф крупной вязки и шапочка, чем-то напомнившая тюбетейку Арсена, только из кожи. – Надевай!

Он помог влезть Кощею в пальто. Потом, сделав из шарфа небрежную петлю, накинул ее музыканту на шею. И довершил образ Шурика головным убором, надвинув его по самые брови.

На обратном пути я с трепетом прижималась к Кощееву плечу. До чего же он мне теперь нравился! Да и сам он будто вырос на две головы. Нес себя с достоинством, словно из арбатского королька стал в одночасье господином Вселенной.

Я даже поехала бы сейчас в его коммуналку и без всяких музыкальных прелюдий отдалась бы за одну только выпрямленную осанку. Я уже не говорю о парфюмерных нюансах, которые дразнили меня своими горчащими нотами, заставляя снова и снова отыскивать среди них ностальгию по Мише.

Впрочем, Кощей меня к себе не позвал. Мы расстались в метро, договорившись о встрече.

– Будь в клубе за сорок минут до начала ток-шоу! Или, если хочешь еще настроить аппаратуру, приезжай за час-полтора.

– Попытаюсь.

Потом мы разъехались, каждый в своем направлении. Я – к себе на кладбищенское подворье, а он – на улицу задумчивых фонарей.

Наверное, это и к лучшему. По крайней мере, я успела еще раз прорепетировать текст своего выступления. Повесить на плечики платье. Разложить под ним, как под рождественской елкой, все прочие атрибуты моего туалета. И пораньше лечь спать.

Я как знала, что с рассветом меня начнут одолевать звонками. Не иначе, полгорода связалось со мной в это утро.

Сначала объявился Сорокин – поставить меня в известность о том, что все приглашенные подтвердили свое участие в телепроекте. Среди них ожидались известные деятели культуры: литераторы, искусствоведы, актеры, а также собратья Кощея по цеху – музыканты. Потом прорезался Дмитрий с радостной новостью о том, что он набился в программные осветители. Следом Руслан с Арсеном выясняли, где и когда они смогут меня лицезреть. После этого Дорохова, заикаясь, сообщила о том, что она страшно волнуется и, вообще, ее гнетут дурные предчувствия. Потом я сама позвонила Кощею. Удостовериться, что в планах строптивого королька не возникло случайных заминок. Тот уверил, что все на мази.

Что ж, теперь оставалось только вылезти из постели и приступить наконец к сборам.

Когда я уже извивалась у зеркала, пытаясь справиться с молнией на спине, раздался новый звонок. Это были позывные Талова.

Бросив тщетные потуги, я ринулась к телефону.

«Пожалуйста, Миша, – взмолилась я про себя, обхватив телефон двумя руками, – сделай что-нибудь, чтобы загладить свою вину. Скажи, что все еще любишь. Растопи мое сердце. Не заставляй и дальше оставаться к тебе такой же холодной».

Тем не менее в трубку я произнесла с определенной долей суровости:

– Что, Талов, снова будешь грозить увольнением?

– Ира, ответь мне, пожалуйста, – раздался спокойный Мишин голос. – Что ты делаешь? Ты больше не хочешь работать у меня? Если нет, так и скажи. Я ведь все заказы отодвигаю до твоего возвращения, а ты не являешься. Телефон изменила… еле у Олега дознался. Ради чего все это? Я не понимаю. Вздумала скрываться от меня? Но зачем? Я ведь тебя не неволю. Хочешь уходить – уходи…

– Слушай, Талов, – процедила я (в душе боролись злость и отчаяние). – При чем здесь ты вообще? У меня симка полетела. А в целом я была нездорова. Сегодня закрою больничный и завтра приду.

– Что с тобой было?

– Болезнь любви. Слышал про такое?

Миша устало вздохнул:

– И как, излечилась?

– Целиком и полностью. А теперь извини, очередь к терапевту подходит.

Мне, действительно, уже было пора. Еще немного, и я начала бы опаздывать. Поэтому плюнула на молнию, решив, что на месте попрошу Оксанку урегулировать этот вопрос. Взяла пакет со сменной обувью и поехала в клуб. Стараясь не думать по дороге о состоявшемся только что разговоре. Негоже это, портить себе настроение накануне решающего события.

Черная полоса нагнала меня в тоннеле, на подъезде к «Коломенской». Поезд застрял в этом темном загоне минут на пятнадцать. А дальше нас ссадили на платформу и предложили воспользоваться наземным транспортом. Очевидно, что-то произошло на путях.

И тут я совершила свою главную ошибку. Нет бы мне, дождаться следующей электрички и кое-как, пусть с остановками, доковылять до пересадочной станции. Но нет же! Я, как исполнительная гражданка, кинулась выполнять наставление диспетчера. Выскочила в город и стала останавливать машину. А в результате влетела в такую пробку, что если бы не додумалась вылезти на Даниловской площади и спуститься снова под землю, то на ток-шоу не попала бы уже никогда. А так я прибыла всего лишь с небольшим опозданием.

У дверей меня встретил пунцовый Сорокин.

– Ты что, мать твою! – путаясь в громоздких нецензурных выражениях, заорал он. – Все давно собрались! Тебя одну ждут!