Все мы люди

 – Да, – ответил Дортмундер, глядя на небольшую цветную иллюстрацию на пол страницы.

Шут гарцевал, люди следовали за ним, тьма разверзалась. Ниже под рисунком значилось название картины, имя художника и дата, а также надпись «частная коллекция».

 – Здесь, – произнес Покьюлей, бросив книгу на колени Дортмундера, и снова отошел.

 – Вот и все, все в порядке, – наклонившись, сказал Келп.

Дортмундер посмотрел на него:

 – Ты даже не видел картину.

 – Ну, ты описал ее.

Покьюлей вернулся еще с двумя книгами, которые тоже содержали репродукции картины.

Он положил их также на колени Дортмундера и вернулся на тахту. Клео тем временем вышла, чтобы ополоснуть пильзенский стакан, а теперь принесла его обратно и протянула Покьюлею.

 – Спасибо, моя дорогая, – поблагодарил он, а она погладила его по щеке и снова присела рядом с ним.

На коленях Дортмундера высилась кипа книг, все были открыты на странице с изображением глупости, ведущей человека к гибели. Он произнес:

 – Так или иначе, теперь ты знаешь, как она выглядит.

 – Там также доступны крупные репродукции, – заметил Покьюлей. – Печать. Оригинальные фото.

 – Так ты сможешь сделать это? – нетерпеливо спросил Келп.

 – Ни в коем случае, – ответил Покьюлей.

Даже Дортмундер удивился. Не то чтобы он всегда верил, действительно верил в идеи Келпа, но неожиданность завалила его левой за секунду и без сопротивления.

Но не Келпа. Почти оскорблено он спросил:

 – Без шансов? Почему нет? Ты получил копии, репродукции, ты – парень, который может делать бесконечные идеальные банкноты по двадцать долларов!

 – Не по фотографиям, – ответил Покьюлей. – Посмотри на эти три иллюстрации. Все три представлены в разном цвете. Какой из них оригинальный и есть ли он вообще? И даже если бы мы были абсолютно уверены в каждом из десятков цветов Винбиса, то как быть с мазками? Как наложена краска на поверхность, как она отражает цвет, где она толще, где тоньше? Человек, который владеет этой картиной, должно быть смотрел на нее время от времени, поэтому он должен знать, как выглядит его живопись. Я мог бы сделать что – нибудь, дабы одурачить покупателя, возможно даже работника галереи или смотрителя музея, но владельца картины? Боюсь, что нет.

Клео, симпатично улыбаясь, произнесла:

 – Поки действительно разбирается в искусстве. Если он сказал, что не сможет, это значит, он не сможет.

 – Так вот оно как, – подытожил Дортмундер.

Келп так сильно нахмурился, что стал похож на скомканный лист бумаги:

 – Оно может быть и так, – он продолжал настаивать. – Должен быть выход.

 – Извини, – ответил Покьюлей.

Дортмундер проглотил остатки своего кофе и сказал:

 – Может быть, в конце концов, мне нальют немного вина.

Глава 4

Была ночь перед Рождеством и по всему дому плыл аромат запеченного тунца Мэй.

Квартира была полна гостей, а Дортмундер с чашкой бурбона с добавлением эгг-нога в руке, сидел в своем любимом кресле в гостиной. Делал он это по двум причинами: он любил сидеть там, а также, если бы он встал, то кто-нибудь обязательно занял бы его место и любовался бы рождественской елкой. У него вызывало подозрение это дерево. Он сомневался в нем в самом начале, и он до сих пор сомневается.

У него возникли некоторые опасения еще до того, как он увидел ель. Два дня назад Мэй пришла с картонной коробкой такого размера и формы, что должна была вместить, возможно, четыре роллеты на окна и произнесла:

 – Я купила нам рождественскую елку в скобяной лавке.

У Дортмундера закралось сомнение в первый раз:

 – В скобяном магазине? – спросил он. – И она в этом ящике?

 – Да и да. Помоги мне установить ее.

Затем она открыла коробку и вынула много пушистых серебряных палочек.

 – Но это не дерево, – начал Дортмундер. – Похоже на кучу искусственных початков кукурузы.

 – Мы должны соединить их вместе, – ответила она ему, но когда они все, что нужно было сделать с заостренными пушистыми серебряными деталями, они по-прежнему не напоминали елку. – А теперь, – спросила она. – На что это похоже?

 – На человека с Марса.

 – Подожди, пока мы не повесим украшения.

Что ж, теперь на елке было много мишуры, а под ней упакованных подарков, но она по–прежнему не выглядела как рождественское дерево. В первую очередь нужно отталкиваться от логики – рождественские елки должны быть зелеными.

Тем не менее, она излучала своеобразный живой блеск, и это делало Мэй счастливой, так что, черт возьми, пускай так и будет. Дортмундер оставил свои сомнения при себе, положив ноги на старый, потрепанный пуфик, и усмехался и кивал своим гостям. Людям, которые пришли поговорить не об открытии счетов или об их последующем разделении или на любую другую тему касающуюся бизнеса. Простые люди, которые зашли сюда покушать, выпить ликера, а затем возвратиться к себе домой. Если подумать, то это довольно странная идея. Это была задумка Мэй, так как и елка, которая подняла настроение Дортмундеру.