Все мы родом из детства

– Ире одиннадцать, и она сестру ненавидит, говорит, что все всегда занимаются только «этой уродкой», а ей никогда ничего не достается, – мать явно решила отбросить всяческую дипломатию. – Когда Арина недавно исчезла в очередной раз, Ирина сказала: «Хоть бы ее уже скорее машина задавила, все бы поплакали, успокоились, и мы зажили бы наконец нормальной семьей». Представляете, что я чувствовала?

– Да уж… Арина, а ты как к сестре относишься?

– Да нормально, она ведь права, по сути-то… – пожала плечами Арина. – Мы с ней похожи вообще-то, я ей сто раз предлагала: давай вместе сбежим, ты-то видишь все, с тобой мы вообще до Москвы доедем или даже до Самары (у нас там настоящая бабушка живет), а она говорит: отвяжись, уродка! Я и родителям сто раз говорила: отстаньте от меня, плюньте, меня не вылечить и не исправить, занимайтесь Иркой. Она дура маленькая, ей же обидно…

Мать закрыла лицо руками, а я спросила:

– Слушай, Арина, а деньги? Ведь до Самары доехать и прочее – это же даже слепому инвалиду денег стоит? Дома воруешь?

– Она просит милостыню в переходах и в поездах, – не отнимая рук от лица, сказала мать. – Иногда за долю нанимает вокзальных мальчишек себе в «проводники», иногда справляется сама. Если у нее уже есть план и нужно заработать побольше, берет из дома скрипку…

– Ты играешь на скрипке?

– Конечно, четыре года оттрубила. Из нас же из всех пытаются «слепых музыкантов» сделать, – усмехнулась Арина. – Так я пару десятков жалостливых песенок наизусть выучила и забила на это. Мне хватает. «Сулико» вот мой учитель на скрипку переложил, она хорошо идет, много подают…

– Мы потом узнали: она откровенно сообщила молодому преподавателю, что будет, когда подрастет, играть в переходах, и он пошел ей навстречу в плане репертуара, ведь только так можно было заставить ее заниматься…

Я уже смеялась, мое напряжение полностью исчезло. Мне нравилась Арина, у нее явно не было никаких проблем, и я готовилась работать с матерью уже в интересах Иры…

– Арина, выйди и посиди в предбаннике! – резко сказала мать.

Я ожидала протеста.

– Я пойду на третий этаж, – неожиданно покладисто согласилась Арина. – Там, я слышала, пианино стоит (пианино из зала лечебной физкультуры действительно вынесли в коридор на время ремонта). И гляди, мам: зато я денег на шмотки никогда не прошу и в компе не зависаю – выгода, а?

– Вы уже на ее стороне, – почти обвиняюще сказала мать. – Так со всеми! Она всех использует, а потом бросает. В школе – так же. Она почти не учится, хотя могла бы. Что у нее внутри? Темно, как перед ее глазами? Мне страшно. Она дома изготовила куклу из папиных джинсов, моего свитера, шапки, набила тряпками и всю исколола охотничьим ножом. В школе уговорила одноклассника принести из дома пневматический пистолет и с ним, а еще со своей подружкой (и мальчик, и девочка – слабовидящие, но в сильных очках все-таки видят!) пошли на пустырь – учиться стрелять.

– Но как же может прицелиться слепая девочка?!

– Они бегали вокруг, кричали и прятались, она стреляла на звук, а они потом смотрели, куда она попала. Вы представляете, чем это было чревато? Всем, я подчеркиваю – всем пятнадцати детям в классе родители категорически запретили с ней водиться… Я не маленькая и глупая Ира, но иногда я сама думаю о ужасном, а потом мне хочется наглотаться таблеток и…

– Если Арина согласится, пускай она ко мне походит, – перебила ее я. – Я сама у нее спрошу…

На третьем этаже Арина двумя руками выбивала из старенького пианино очень приблизительный мотив и фальшиво горланила:

– Арлекино! Арлекино! Трудно быть смешным для всех! Арлекино! Арлекино! Есть одна награда – смех!

Окружившие девочку малыши смеялись, их мамы отводили взгляды, из ближайшего кабинета выглянула, желая прекратить безобразие, медсестра, но увидела белую трость, которую тянул по полу один из малышей, и спряталась обратно.

– Манипуляторша фигова! – рявкнула я, с треском захлопывая крышку пианино. Арина, как я и ожидала, успела отдернуть пальцы. – Тут, между прочим, люди работают, детей лечат! Им сосредоточенность нужна!

– Простите, пожалуйста, я больше не буду, – вежливо сказала Арина и сделала хватающее движение рукой. Мама малыша поспешно отобрала трость у сына и вложила в ее пальцы.

* * *

Почему-то мы начали с профориентации.

– Да вы же слышали: у меня вообще музыкального слуха нет. Так что «слепого музыканта» из меня точно не выйдет…

– С твоей бешеной энергетикой я бы подумала о спорте. Знаешь, Паралимпийские игры…

– Шоу уродов. Нафиг! Вот если бы я могла биатлоном, стрельбой… Знаете, я по готовой лыжне очень неплохо еду. Там же тоже палки, привычно. Но мне скучно, я, понимаете, с горок люблю… А вот когда об дерево башкой стукнусь, искры вижу. Верите?

– Даже и не знаю. Но есть еще медицинские вещи и около того. Говорят, у слепых людей идет гиперкомпенсация по другим каналам, вплоть до экстрасенсорики…

– Шоу шарлатанов. Нафиг! Да, я умею вид делать… могу кого хочешь предсказаниями запугать, и карты у меня меченые есть… ну и в реале, конечно, – массаж. Мне даже Ирка дается, когда у нее голова или зуб болит…