– Ну, может быть, это как бы и не имеет отношения к тебе лично? Сейчас видишь, какая сложная политическая обстановка между нашими странами… даже взрослые люди не всегда могут разобраться…
– Ну как же не имеет? – Оля перестала плакать и длинно вздохнула. – Есть политическая обстановка, и есть мы с Мариной, отдельные люди. Разве не так? Мы же с ней почти каждый день по «Скайпу» разговаривали. Мне казалось, мы друг друга понимаем, как никто. У нас же еще дедушки дружили, вы помните? И вот нам с ней это очень нравилось – такая, понимаете, «дружба по наследству», мы даже гордились. Я Марине такое рассказывала, что не могу подруге из класса рассказать, и она мне тоже. Когда она к нам приезжала, она в моей комнате жила, и мы вместе в одной кровати спали… до утра могли проболтать. А дедушки наши – на кухне, тоже до утра… А вы говорите: не имеет.
Мы долго молчали, думая каждый о своем. Или об одном и том же? Потом я спросила:
– Оля, а что же ваши дедушки? Илья и Кирилл? Что они теперь говорят?
– Они долго пытались переубедить друг друга, – Оля опустила голову. – Я, честно, не поняла, в чем. Кто больше врет: мы или они? Вроде так. И еще: «Как ты не можешь понять, это стечение обстоятельств?!» – «Нет, это все было заранее спланировано, еще до вашей Олимпиады!» – «Кто отдаст приказ армии стрелять в неармию – тот и преступник!» – «Вот и целуйте теперь в задницу Януковича, раз он до всего этого довел, а потом еще и приказ не отдал!» Дедушка в другую комнату, к компьютеру уходил, но они так орали, что мы все равно слышали. Но я все-таки мало что поняла…Теперь они, кажется, тоже раздружились. Дедушка все время на кухне курит и корвалол пьет.
Катающиеся по полу мальчики в коротких штанишках. Мудрая воспитательница: «Не надо драться между собой», «Надо сплотиться перед лицом общего врага – тогда победим». 60 лет назад. Сегодня.
– Сейчас вы с Мариной – жертвы, – сказала я. – Но ты можешь перестать ею быть.
– Как? – девочка подняла заплаканные, но все равно красивые глаза. – Я все сделаю, я чувствую, что это все неправильно!
– Ты ведь не видишь, почему это вы должны поссориться с Мариной?
– Не вижу, конечно! – Оля энергично замотала головой, потом так же энергично закивала.
– Ну вот прямо так и напиши ей на доске или как там у вас это называется… – я помолчала, с усилием пытаясь вызвать своего «внутреннего подростка» и подобрать нужные слова. – «Я не вижу, почему лично я лично с тобой должна теперь ссориться. Я, Ольга Штемлер, здесь и сейчас во всеуслышание заявляю, что сохраняю мир и назначаю себя одним из его хранителей. И я сегодня, здесь и сейчас клянусь, что не забуду тебя, Марина, что бы ни случилось. Не забуду и не предам нашей дружбы и нашего доверия. В память всего хорошего для нас и в память тех мальчиков на перроне, наших ровесников, которые тоже клялись когда-то. Ради нас всех, ради мира, ради наших дедов, которые сегодня не сумели удержать, я принимаю на себя эту клятву. Пусть я не очень сильна и голос мой негромок, но я буду стараться изо всех сил, которые у меня сегодня есть. Я, Ольга Штемлер, сохраняю мир и призываю тебя, Марина Опанасенко, и всех, кто это читает сейчас и еще прочтет, присоединиться ко мне!»
– Ой… да, я сделаю, – тихо и твердо сказала Оля. – Но можно я сейчас запишу, чтобы не забыть?
– Не надо, – ответила я. – Ты поняла как, но у тебя самой получится лучше…
Часто болеющий ребенок
Насколько я понимаю, у педиатров даже термин такой специальный есть – ЧБР, я его в карточках неоднократно видела.
Мальчик был высоконький, худосочный, с темными кругами вокруг глаз. Мать, соответственно, озабоченная его состоянием.
– Вы понимаете, это уже третья наша попытка. Первая была, как педиатры рекомендовали, – в три года. Вторая – в прошлом году, ему было четыре и два. Сейчас Кире уже почти пять с половиной, и всё повторяется по новой. Мы просто не знаем, что делать. Ведь через два года ему уже в школу, и как же тогда…
– Простите, а о каких попытках идет речь? – осведомилась я.