Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

Двумя пальцами поднимал он круглый сухарик кверху, чтобы он был виден всем присутствующим в здании церкви, а потом вкладывал его в рот детям, напоминая, что они едят тело Христа. Это был прекраснейший момент в жизни Ронни, момент, когда он был по-настоящему счастлив.

После таинства причастия детей поздравляли пастор и дьяконы, родители и родственники. Завершался праздник чаепитием с выносом белоснежного бисквитного торта, украшенного розовыми кремовыми розочками. Ронни был рад, что сидел рядом со своей любимой девочкой и что на этот раз с ним не приключилось то, что произошло с ним на первом причастии, когда ему исполнилось семь лет.

Во время своего первого причастия его стошнило прямо у алтаря.

Сначала всё шло своим ходом, к алтарю его вёл за руку крёстный, Маленький Франц. Дед сжимал руку внука в своей сухой крепкой руке и не заметил, как с каждым шагом по направлению к алтарю мальчик бледнел. Маленький Франц сам не ходил в церковь, но в этот раз он решил исправиться и согласился на уговоры дочери подвести внука к алтарю, а когда тот пожаловался, что его сильно тошнит, дед не придал этому значения, потому что его тоже тошнило от всей этой кутерьмы.

Перед причастием полагалась исповедь, на исповедь мальчик пошёл без деда.

– В чём ты согрешил, дитя моё? – спросил Ронни дьякон.

– Я не грешил, – честно признался Ронни и думал, что теперь его похвалят, но дьякон приоткрыл занавеску в окошке и с любопытством посмотрел на «безгрешного» мальчика. В столь торжественный момент своей жизни Ронни не мог соврать. Он всегда говорил правду и ничего не брал без разрешения.

– Бедная заблудшая овечка, – вздохнул священник и продолжил поучительно. – Теперь вспомни, что ты учил на уроке богословия, и скажи мне, сколько раз ты соврал или украл.

Ронни молчал, тошнота подступила к горлу, ведь мама не разрешила ему завтракать, потому что нельзя причащаться сытым.

– Господин, мне папа запретил врать и красть, когда я был ещё маленьким.

– Сын мой, тебе не надо много говорить, а надо сознаться в том, в чём согрешил, а иначе праздник причастия для тебя не состоится.

– Ну, хорошо. Я один раз соврал.

Ронни опять не врал, потому что был уверен, что сейчас он первый раз говорит неправду.

– Именем Иисуса прощается тебе этот грех!

Это первое причастие закончилось для Ронни и его семьи настоящим позором.

После того как мальчик проглотил сухарик, данный ему пастором у алтаря, его тут же вырвало прямо на брюки деда. Валентина стала платочком вытирать сначала брюки отца, а потом и ковровую дорожку перед алтарём. Франц бубнил себе под нос ругательские слова, а Ронни, почувствовав себя лишним, убежал на улицу.

На втором причастии мальчик не подкачал, он уже имел слишком много грехов, чтобы все грехи перечислить на исповеди, и очень хороший аппетит, чтобы помочь своей возлюбленной доесть пышный бисквитный торт.

Герда была дочерью директора сосисочной фабрики, и Ронни так надеялся на встречу с ней, но с переходом на работу в транспортный цех его сердце освободилось от ненужных надежд.

Работа грузчика в транспортном цехе недолго радовала юношу, шоферы не признавали его своим, считая, что он директорский любимчик. Иногда его высаживали из машины на пути к месту погрузки, а на обратном пути забирали, то есть в труде грузчика нужды не было. Ездить по городу с недружелюбным водителем грузовика быстро надоело, время в поездках тянулось дольше обычного, а то, что теперь Ронни стал получать не семь центов в час, а десять, радовало только его маму.

Как-то раз машина заехала не в магазин, а в чей-то частный дом, где была выгружена часть товара. На недоумённый взгляд молодого грузчика шофер глухо проговорил: «Не болтай лишнего, пацан, а то твой папка по тебе плакать будет». Кому понравятся такие угрозы?

А тут, как нельзя кстати, Ронни познакомился с бригадой строителей.

По дороге на работу находилась стройка. Каждое утро и вечер проезжал он мимо стройки, и вскоре его стали узнавать строители, приглашая на перекур. Ронни останавливался, раскуривал сигаретку и иногда, забавы ради, подносил на этажи то бадью с бетоном, то кладку кирпичей.

На стройплощадке с раннего утра звучало радио, сообщая прохожим последние новости, точное время, принуждая жителей соседних домов весь рабочий день слушать популярную музыку и последние новости под бойкий перестук мастерков.

Ронни радовался новому общению, тем более что работа грузчиком в транспортном цехе ему порядком наскучила. Оказалось, что поднять наверх все сорок два кирпича, аккуратно сложенные на маленькой узкой дощечке, было необычно интересно, для этого требовались виртуозность и мастерство.

– Сколько тебе платят на фабрике? – спросил его однажды бригадир строителей.

– Десять центов в час, – ответил юноша.

– Я буду платить тебе все тридцать. Что, согласен у меня работать?

– Хорошо, я поговорю с мамой.

«Тридцать центов в час» были магическими словами для Валентины, и она тут же согласилась отпустить сына поработать на стройку. Только Альфонс, вздохнув, сказал:

– Сын, на фабрике работа под крышей, а на стройке – круглый год под открытым небом.