С трудом верится, что аутентичный стиль жизни когда-либо перестанет нас привлекать и мы откажемся покупать аутентичные товары. Скорее всего, мы долго еще постараемся держаться подальше от явлений и предметов, напоминающих нам о фальшивках и подражании. Если верить эволюционным психологам, то такая склонность — качество врожденное. Маркетологи давно уже научились играть на этом врожденном детекторе лжи и, представляя свои товары более аутентичными, чем продукция конкурентов, манипулируют нашими чувствами не хуже тех хитрых взрослых, которые обещают своим детям мороженое в обмен на хорошие отметки. Отчасти в этом виновата и культура: нам беспрестанно внушают, будто подлинник всегда лучше копии, а материалы бывают более и менее ценными, причем касается это всех сфер, будь то искусство, религия или юриспруденция.
Мы постоянно пытаемся распознать подлинность сигналов и хотим наказать мошенников и обманщиков — подобно воробьям, которые тоже вначале относятся с недоверием к сородичам с большим темным пятном на груди, или купцам, которые в старые времена, получая золото, пробовали монеты на зуб. Но ценность современных сигналов определяется вовсе не генетикой или благородными металлами: все чаще и чаще эти сигналы зависят от придуманных самим человеком культурных кодов. Такие коды присутствуют повсюду — например, в том, как выглядят наручные часы, мебель, носы и автомобили. Чем сложнее дать оценку статусу, тем меньше мы можем положиться на наше собственное суждение, когда пытаемся отличить подлинник от фальшивки. Но это не означает, что мы перестаем искать подлинное, совсем наоборот: похоже, за аутентичность мы теперь согласны заплатить небывалую цену.
На первый взгляд кажется, что культурные и технологические новинки прибавляют окружающему миру искусственности и фальши. Но даже если это правда, так ли уж это плохо? То, что вначале кажется нам искусственным и фальшивым, будь то автомобильные фары, туфли на высоких каблуках или сенсорные экраны, рано или поздно наверняка покажется «естественным». Чем дальше мы уходим от физических ценностей, таких как золото и серебро, тем труднее определить основные качества подлинника и подделки. Чем больше культурного содержания в производимых нами продуктах, тем сложнее дать определение аутентичности. Да и осталась ли у нее вообще хоть какая-то ценность? Какой толк в дорогих часах, передающихся из поколения в поколение, когда можно прекрасно обойтись мобильником или простенькими кварцевыми часами? Неужели марка машины или фотоаппарата действительно имеет значение? И кого волнует, похожа твоя машина на хищника или нет? И с какой стати культурный багаж вдруг будет влиять на наш выбор кафе?
Все эти вопросы вполне разумны, но разум лишь отчасти определяет наш выбор. Вероятнее всего, мы вечно будем использовать вкус и предметы, которыми владеем, как доказательства нашей собственной аутентичности и искренности. «Я — подлинник, а не копия!» — вот что пытается доказать каждый из нас. Однако порой нам стоило бы остановиться и обдумать собственный выбор и причины, побудившие его сделать. Кстати, критическое мышление — один из наиболее престижных сигналов статуса. И подобно интуиции, которая запросто может заманить нас в ловушку, критическое мышление возникает благодаря желанию разоблачить обман. В том числе и свой собственный.
Любовь
Однажды зимним вечером 2013 года я укрыл мою двухлетнюю дочку одеяльцем и спел ей колыбельную, после чего оделся, пожелал жене спокойной ночи и отправился в бар, чтобы подцепить себе кого-нибудь. К тому времени я уже десять лет был женат, поэтому начисто забыл, как проходят подобного рода знакомства. И вот теперь мне предстояло вернуться на ринг — как старому боксеру, много лет назад ушедшему в отставку. Впрочем, такое сравнение не совсем верно: в отставку уходят те, кто перед этим сделал хотя бы мало-мальски приличную карьеру, я же в плане свиданий был полным неудачником. Отыскав в Интернете отзывы о баре, в котором мне назначили свидание, я лишь уверился в собственных подозрениях.