Все на дачу!

Дверь распахнулась, принаряженная Бабушка, улыбаясь, отступила в коридор, давая мне войти. В комнате стоял раздвинутый обеденный стол, на нем – куча всякой еды, и Тетя, Дядя, Мама, два моих двоюродных брата сидели за ним, видимо, уже довольно давно.

Пока я соображала, какое семейное торжество в очередной раз запамятовала, ко мне обернулся сидевший спиной ко входу сухой высокий старик. Огромные его мохнатые поседевшие брови на когда-то красивом, но имеющем печать всех житейских бурь лице поползли вверх и встали домиком.

– О, не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою… —

хрипловатым голосом проорал он, широко и масляно улыбаясь.

– Там «я» в начале…

– А?

– Там не «о», а «я» в начале: «Я не унижусь пред тобою…»

– Что она говорит? – обернулся старик к моей Тете.

– Маша, он глухой. Скажи ему в ухо! – смеясь крикнула мне Мама. И тут я заметила, что в этой комнате все почему-то сегодня не разговаривали, а надсадно орали.

Старик между тем ничуть не потерялся. Он схватил меня за руку и потянул сесть с собой рядом на диван, при этом не сбавляя громкости и странно играя глазами, бровями и голосом, продолжая декламировать:

– В дали явилось голубой
Прелестное виденье:
Младая дева, лик закрыт
Завесою туманной,
И на главе ее лежит
Венок благоуханный.

В сочетании с моими джинсами, майкой, рюкзаком за спиной и татуировкой на правой руке стихи Жуковского звучали почти пошлостью.

Я выдернула руку и пошла на кухню к Бабушке, которая в этот момент вынимала из духовки ароматную дымящуюся курицу.

– Бабуль! Это че у тебя за клоун в гостях? Что я пропустила? – Я поставила рюкзак и вынула оттуда свежеотпечатанный экземпляр моей первой книжки. – Вот, Бабуль, это, как обещала, первый – тебе!

– Маша! – Бабушка грохнула горячим противнем о разделочную доску. – Как тебе не совестно! Пожилой человек! К тому же твой дедушка!

Она сняла варежки-прихватки, обтерла зачем-то руки о нарядный фартук и аккуратно взяла книжку.

– Ну что ж… обложка только… какая-то… печатают сейчас… все книжки на одно лицо… не разберешь – про бандитов там или что-то стоящее… Мы такие когда-то на макулатуру обменивали…

Пока Бабушка листала книжку, я осмысливала услышанное.

– Дедушка? Дедушка Юра? Это дедушка Юра? Мой дедушка-поэт?

– Кто поэт? Какой поэт? Юра? Ну что ты… он всю жизнь проработал директором завода.

– Но ты же говорила… Ты же говорила всегда, что не пошла замуж за Вальтера Запашного, потому что увлеклась поэзией!

– И что? – ворчливо сказала Бабушка, закрывая книжку и кладя ее на подоконник. – Я потом почитаю. В тишине. Когда все уйдут.

Она снова натянула варежки и переселила курицу с противня на блюдо.

– Твой дедушка, между прочим, всегда был очень образованным человеком, – сказала она сурово. – Всего Пушкина и Блока наизусть знал… Вальтер Запашный дарил мне роскошные букеты и водил в дорогие рестораны… А дедушка твой мне стихи читал… «А под маской было звездно, // Улыбалась чья-то повесть, // Короталась чья-то ночь…»

Бабушка сделала едва заметную паузу и тут же спохватилась:

– Хорошо читал… дура была…

– Не додумалась, что он их всем читает? Причем, видимо, одни и те же?

Но Бабушка мою колкость проигнорировала.

– Надо было все же за Запашного выходить. Все мы в молодости… Короче, мой руки, сейчас будем курицу есть. – Она взялась за кулинарные ножницы.

И тут на кухню ввалился дедушка.

– Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас! —

протрубил он, продолжая аккомпанировать себе бровями и глазами, и чмокнул Бабушку в щеку.

Затем обернулся ко мне и с остатками былой галантности, впрочем сильно отдающей фатовством, на низких бархатных голосовых нотах провозгласил:

– Ты для мрака открыта душою,
И во тьме ты мерцаешь, как свет.
И, прозрев, я навеки с тобою,
Я – твой раб, я – твой брат – и поэт.

– Юра, бога побойся!

– А что? – возопил дедушка патетически. – Что такого? Это же Бальмонт! Ты, помнится, его любила… – добавил он игриво.

– Она твоя внучка! – крикнула Бабушка ему в самое ухо.

– Внучка? А-а, так ты моя внучка! Это Машка, что ли? – И дедушка воззрился на меня как на чудо морское.

– Посмотри вон, на окне лежит: сегодня ее первая книжка стихов вышла! – Продолжая орать во всю мочь, Бабушка с усилием разрезала курицу.

– Стихо-ов? – протянул дедушка и цапнул когтистой лапой мой многолетний заветный труд. – Посмотрим, посмотрим!