Всё на земле

Она появилась гораздо быстрее, чем предполагал Рокотов. Оказывается, уговорила шофера, возившего Крутова, довезти ее до универмага. А потом прямо через дворы — и вот она здесь.

Ей, кажется, хотелось, чтобы Рокотов похвалил ее за сообразительность. Однако он сделал вид, что совершенно не понял ее намека.

Они выбрались из города, и теперь машина мчалась по трассе. Лучше говорить так.

— Вот что… — сказал он, стараясь, чтобы каждое слово его прозвучало как приговор. — Ты сегодня говоришь мужу о том, что рвешь с ним. Переезжаешь ко мне. К твоей дочери поедем вместе и все объясним. Потом ты подаешь заявление на развод. После того, как все решится, мы регистрируем брак.

— Что с тобой? — ее голос прозвучал взволнованно. — Что произошло, Володя?

— Ничего особенного… Просто мне надоело все это. Прячемся, от всех скрываем… Это не дело. Я не могу ничего потребовать от твоего мужа. У меня постоянное ощущение вины перед ним… Это не работа. И вообще все это… у нас… мерзко.

— Подожди… Я что-то не могу ничего понять… Ты хочешь, чтобы я развелась с Михайловым? А чем тебя не устраивает теперешнее положение? Если хочешь, я даже не возражаю, чтобы ты женился… Боже мой, впервые встречаю такого мужчину.

— Я понимаю… Других подобное положение устраивало?

— Не надо гадостей… В конце концов, почему ты говоришь со мной таким тоном? В чем я перед тобой виновата?

Рокотов почувствовал, как лицо его наливается краской:

— Прости… Нервы.

Опять не так… Да, конечно, ты привык, чтобы люди выслушивали от тебя все, что ты изволишь изречь… Чтобы каждое твое слово фиксировалось со всеми оттенками. И возражений не переносишь. Ах, как быстро у тебя появилось величайшее самомнение. И в чем, действительно, перед тобой виновата женщина, которой ты сам немало крови попортил своими домогательствами, когда она уже была замужем. А теперь ты добился своего и изволишь быть прокурором… Ты только требуешь, ты диктуешь. Хотя прав для этого у тебя нет.

— Ты мне можешь сказать нормальным языком, что случилось?

— В городе о нас уже ходят разные сплетни. Это может и тебе, и мне доставить массу неприятностей. И вообще, зачем прятаться, когда можно сделать все так, как принято.

Она покачала головой, и Рокотов вдруг увидел, что лицо у нее прямо на глазах становится совершенно другим. Исчезло выражение внимания, ласки в глазах, складка у губ прорезалась четче, горестнее, лоб нахмурился, и голос вдруг зазвучал резко:

— А ты не спросил у меня: хочу ли я выйти за тебя замуж, милый мой? Ты уже все решаешь сам.

— Поясни, пожалуйста.

— А что пояснять? Не нужен мне ты как муж, не нужен. Слава богу, с Михайловым я избавлена от необходимости переживать за завтрашний день… Я знаю, что он всегда будет в обойме. Пусть не на первых ролях, зато наверняка. Человек он мудрый. А ты… С тобой любая женщина устанет. У тебя не знаешь, что будет завтра. Может быть, для молодости это и хорошо, но ты и в старости будешь таким, Володечка… Взлеты, падения, взлеты… Нет, такая карусель мне не нужна. Да, Михайлов неблагороден… Он — деловой человек. Он боится начальства и старается не делать ошибок. Но он всегда и везде будет на месте. И никто никогда не захочет от него избавиться. А таких, как ты, милый, можно видеть время от времени. Но семью с тобой заводить — прости.

Она говорила страстно, убежденно, и Рокотов, который в самом начале хотел ее перебить, дослушивал последние слова с твердой решимостью не мешать ей выговориться. А когда она, словно устав от своего порыва, вдруг смолкла, он понял, что спрашивать больше нечего. Все сказано.

— Ты же ведь говорила, что я… что я тебе небезразличен?

— И что? — она дерзко глянула ему в глаза. — Что из этого? Запомни, милый, у женщины в поступках не ищи логики. Вот просто так: захотелось заполучить тебя в любовники… Бабье любопытство. А теперь мне от тебя ничего не надо. И не смей Михайлову ничего говорить обо всех своих идеях, с тебя станется… Меня под удар? Это неблагородно. В конце концов, ты же мужчина…