Все наизусть. Годовой творческий цикл

Вот для чего нужны бывшие офицеры в нашей культуре – для воплощения замыслов (не только для написания «Войны и мира» и «Хаджи-Мурата»). Заведующий филиалом музея «Ясная Поляна» в Пирогово бывший офицер Г. Опарин вышел на меня со встречным проектом – памятником самому Хаджи-Мурату. Он съездил на родину Хаджи-Мурата, и аварцы подарили Ясной Поляне священный для себя камень весом более тридцати тонн, находившийся в ауле Хунзах, столице древнего Аварского ханства, видевший и Шамиля, и, возможно, Толстого, и Ермолова и потом передвинутый от дороги, по которой должен был проехать император. Так неслучайно камень этот оказался исторически одушевлённой материей. Сюжет с перевозом этого камня достоин отдельного описания – как от него надо было отколоть по крайней мере 10 тонн, потому что ломались железнодорожные платформы, а потом самосвалы, но чудо: камень доехал до Ясной Поляны. И теперь он вкопан в землю на метр сорок и возвышается ещё на три. Так что никакими ядрами его не расстрелять. Перед ним выкован сломанный репейник. С тыльной стороны, где должна быть первая страница «Хаджи-Мурата», можно виртуально увидеть самого Льва Толстого, идущего на этот камень и останавливающегося в попытке отломить цветок репейника. Памятник был освящен во время ежегодного съезда семейства Толстых в Ясной Поляне в конце августа сего года. Первым согласился протестантский священник, охотно откликнулись муфтий и ребе, наконец, и наш батюшка. Жаль, ребе не смог, потому что освящение пало на субботу. Вот вам и конец анафеме. У подножия памятника положена доска, писанная по-русски и по-арабски: «Да упокоит Всевышний души всех павших в кавказских войнах». Вот вам и единственное на сегодняшний день примирение, отвоёванное лишь великими текстами Льва Толстого, столетие ухода которого и отмечается официальным открытием этого памятника 6 ноября сего года в 11 часов в Пирогово.

год 2010

P. P. P. P. S. – 2011 Любят у нас порождать традицию – только недолго она держится…

Через год уже юбилей: годовщина камня Хаджи-Мурату.

Я должен присутствовать. Присутствую.

Печатается по книге

Лев Толстой «Хаджи-Мурат»

(изд. «Фортуна-L», иллюстрации Е.Е. Лансере,

предисловие А.Г. Битов)

«… ничего неточного в великой жизни не бывает… и даже его памятник расположен между рынком и храмом. Это та самая модель, в которою по-прежнему погружается наша страна…» (Из выступления на открытии памятника Ф.М. Достоевскому в Санкт-Петербурге)

Уроки словесности

– Существует ли в развитии литературы какая-то закономерность?

Легко накидывать сетки на то, что очевидно. У каждого века, как на спидометре, все сначала по нулям, и в начале, как правило, ничего не происходит, идет разгон. Первые десять лет всегда пустые. Расписываются к 20-м годам. Так было и в XJX, и в XX веках. Так что сейчас и нечего ждать, я так считаю.

В литературных проявлениях, однако, что-то есть такое, чего нельзя ограничить арифметическим законом, поскольку это живое. И совершенно очевидна формула призывов в литературу. Чтобы успокоить для себя эту тему, я нашел способ как-то описать это явление, когда по-дилетантски занимался восточными гороскопами с их 12-летними циклами. Ведь это же полная условность, что мы считаем десятками, могли бы дюжинами считать. Но тем не менее что-то там щелкает и не увидеть, что есть общий закон нельзя.

Смотрите, что меня в восточном календаре очень занимало, – как торопливо рождение, скажем, пушкинского круга. Вот потому и разные очень писатели, что вызываются они одновременно, им приходится отличаться друг от друга. По всяким математическим формулам вероятности такое невозможно. Это как в зоопарке, каждый год не рождается одинаковое животное, все 12 будут разные. И смотрите, та же самая невозможность возникает в Серебряном веке. Ну, что такое: 1889 год – Ахматова, 90 – Пастернак, 91 – Мандельштам, 92 – Цветаева, 93 – Маяковский, 94 – Георгий Иванов, 95 – Есенин. Скучно делается. И все еще успевают в какой-то степени осуществиться до 1917 года, как бы начаться и чуть-чуть побренчать в колокольчик серебряный. А потом оказаться за бортом уже скинутыми. И именно тот литературный сброс поставил русскую литературу в положение снова молодой. И в этой молодой литературе мне лично уже интересны те писатели, которых бы не было ни при каких обстоятельствах, не будь такого катаклизма, и это прежде всего Платонов, Заболоцкий и Зощенко. Это гораздо более грустные истории, когда осуществлялась попытка жить за гробом или делать вид, что живешь в современности, что стало равновеликими вещами.