– Филипп, это что? – спросила я, указывая на коробку. – И что ты здесь делаешь? Я думала, ты в Сан-Франциско.
Или он должен был находиться в Лос-Анджелесе? Мне сложно было уследить за его передвижениями.
– Разве ты не рада меня видеть? – он перевел на меня свои усталые глаза.
Вероятно, Филипп провел эту ночь в самолете, хотя это было и не видно по его свежему костюму.
Его опрятный внешний вид успокоил меня. Я привыкла к непрекращающимся стенаниям и рыданиям. Услышать речь и полные предложения было словно найти буханку теплого хлеба, когда голодаешь неделями. Я жадно поедала этот хлеб, жадно поедала Филиппа, падая в его объятия.
– Я здесь, дорогая.
Я позволила последним нескольким неделям и месяцам раствориться в моей памяти. Я не хотела вспоминать, каким разрушенным, истощенным было тело моей матери, когда я подсовывала под нее горшок. Мне не хотелось слышать, как она в глубоком отчаянии плачет по собственной матери. Таков был ужас неминуемой смерти.
Когда мои ноги подкосились, Филипп подхватил меня.
– Я больше не могу выносить это.
– Я здесь, Чарли.
Его хватка была очень крепкой.
– Я хочу, чтобы это уже закончилось, – вскрикнула я. – Я больше не могу видеть, как она страдает.
В ту самую секунду, как эти слова сорвались с моего языка, я почувствовала сожаление, как будто высшие силы могли их услышать и вынести еще более жестокое наказание. Но что могло быть хуже?
– Это неправильно? Я ошибаюсь?
Мои слова тонули в рыданиях. Существо в ящике скулило от отчаяния.
Я отступила назад и открыла крышку. Подросший щенок с золотистой шерсткой выскочил и прижал меня к земле. Он извивался надо мной, облизывая мои губы, пробуя мои слезы. Его дыхание пахло материнским молоком, а хвост яростно вилял взад и вперед.
– Филипп, – начала я между нелепыми поцелуями, – Ты сумасшедший. Сейчас худшее время для…
– Тебе будет с ним хорошо, Чарли.
Невинность и радость щенка угнетали меня, пробивали мою защиту.
– Я не могу. Не сейчас. Я и о себе с трудом могу позаботиться.
Время. Оно было повсюду. Подходящее время, неподходящее время. Я снова поглядела на очаровательное создание, о котором мечтала с юных лет, но отец запрещал мне заводить собаку. Мы встретились взглядом, и я отвернулась.
– Прошу тебя, Филипп. Ты должен вернуть его.
– Я не могу этого сделать, Чарли. Возврат не предусмотрен. Кроме того, вы нужны друг другу.
Жизнерадостный щенок с большим животиком резко контрастировал с увядающим телом моей матери. Он символизировал надежду, в то время как ее оставалось совсем немного и во мне, и в ней. Я не могла полюбить это пушистое животное. В моем сердце не хватало для него места.
– Филипп, я должна заботиться о маме.
Ему нравилось, когда я говорила его словами.
– У меня нет времени дрессировать щенка. Он устроит беспорядок. Я не могу ухаживать даже за растением.
В дверь позвонили, и я сразу поняла, что это медсестра хосписа.
Они приходили посменно – женщины с такими именами, как Марта, Джанет и Шерил. Надежные имена для женщин с важной работой. Марта улыбнулась Филиппу и увидела меня на полу у его ног. Ее присутствие означало конец. Сколько бы брошюр я ни читала, сколько бы социальных работников ни переступало через наш порог, чтобы заверить меня, будто дело не в смерти, а в качестве жизни, они словно были стаей черных птиц, окруживших свою добычу. Марта наклонилась, чтобы поприветствовать щенка, который взволнованно вскочил ей навстречу. Она узнала о нем раньше меня. Они обе узнали раньше.
И тут я все поняла. Щенок был утешительным призом. Своего рода обмен. Одно сердцебиение вместо другого. Я сразу возненавидела щенка и отвернулась. Марта почувствовала мое раздражение и подхватила его на свои пухлые руки, а он принялся лизать ее смуглые щеки.
– Он никогда не заменит ее, Филипп.
– Чарли…
Я покачала головой.
– Как ты мог подумать, что он сможет…
– Чарли, позволь мне объяснить…
Мое тело впервые так оживилось за последние несколько недель. Щеки пылали жаром.
– Ты же не ожидаешь, что все наладится… Ты не понимаешь…
Слезы жгли мне глаза, и я пыталась их сдержать.
– Этого никогда не будет достаточно… Понимаешь?
По его лицу пробежало выражение сострадания.
– От этого не станет легче. Это только все усложнит…
К тому времени я уже плакала. Слезы были повсюду, текли по щекам, капали с носа. Марта отнесла щенка в другую комнату, захватив с собой его принадлежности, которые Филипп оставил у двери. Я слышала, как из коридора доносился его визг. Филипп опустился рядом со мной и обнял меня. Я не могла сопротивляться. Мое тело обмякло, и я бы уже прижалась к холодному твердому полу, если бы не он.
Филипп обнимал меня, раскачивая взад и вперед.
– Чарли, я здесь. Ничего страшного, любовь моя. Ты не одна. Я всегда с тобой…
Было трудно видеть женщину, которую он любил, разбитой и сломленной.
– Так будет не всегда.
Он потянулся к моим волосам и нежно погладил их кончиками пальцев. Этот жест заставил меня плакать сильнее. Его присутствие ослабило стержень, который помогал мне держаться на ногах все это время. Теперь это стержень разламывался.