Все не так

Оттуда они поехали на квартиру, которую Дима снял сегодня утром, по дороге накупили шампанского, хлеба, колбасы и шоколада. Квартира оказалась однокомнатной хрущевкой со старой, потертой мебелью. Предусмотрительный Димон уже привез туда видеомагнитофон и кучу кассет, как выяснилось, в основном порнографических. Санька порнографию еще ни разу в жизни не видела, поэтому даже не знала, как реагировать. Попыталась было подыграть, изобразив возбуждение, но стало тошно, и первую ночь они провели врозь. Санька любезно разрешила Димону спать на полу в комнате, а не на кухне.

Следующий день был у него выходным, а Санька почувствовала неожиданный прилив радости от навалившейся свободы и от произошедших изменений в привычном укладе жизни. Возможно, это не мужчина ее жизни, возможно, это не квартира ее мечты, но если бы паранойя с бесконечным ожиданием Валеры продлилась еще немного, психика могла бы не выдержать. Вместе с радостью она ощутила благодарность к Димону, и он, узрев потеплевшее выражение Санькиного лица, поспешил этим воспользоваться и очутился-таки в ее постели. Санька не испытала ничего похожего на то, что испытывала в постели с Валерой. Откровенно сказать, она вообще ничего не испытала. Но хоть не тошнило, как вчера.

Сняв накопившееся со вчерашнего вечера напряжение, Димон стал добродушен и словоохотлив. Он, конечно, видел, что девушка в него, как бы это сказать помягче, не влюблена, но оптимистичная натура не позволяла ему отчаиваться. Напротив, все лучше, чем он предполагал. Разве мог он мечтать полгода назад, что эта девчонка, непреодолимым образом притягивающая его соблазнительными формами и странным, рассеянным взглядом, окажется с ним под одним одеялом? Он понимал, что с ней что-то случилось и дело, кажется, не в одной матери. Раньше она просто не замечала никого, а когда Дима появлялся перед ней слишком навязчиво, отмахивалась, морща нос. Не то чтобы Санька была хамовата, напротив: свое раздражение она старалась всеми силами скрывать, выбирала самые корректные выражения. Видно было, что она из той породы людей, которые чувствуют угрызения совести, даже случайно нагрубив кому-нибудь (исключение составляла разве что Лариса Сергеевна). В последний раз, когда он приходил в палатку, Санька заметно похудела, лицо ее осунулось, под глазами залегли тени, но это делало ее красивее, чем обычно: резче обозначилась линия скул, взгляд стал совсем потусторонним. Увидев его, она напряглась, брякнула что-то раздосадованно, будто ожидала увидеть кого-то другого. Димон тогда зарекся приходить снова, но соблазн был слишком велик: он жил в пригороде и ездил из дома на работу и обратно на электричке, а автовокзал находился рядом с железнодорожным. Поэтому каждый день — через три, — когда у него была смена, он проходил неподалеку от манящей палатки. Не выдержал, заглянул позавчера и получил приз: Сашу в расстроенных чувствах, желающую напиться. Не поверив счастью, свалившемуся нежданно-негаданно, он на следующий день отпросился с работы и посвятил все утро разъездам по сдаваемым внаем квартирам, пока не остановился на этом скромном гнездышке. Конечно, хрущевка, конечно, страшненькая, но зато с телефоном и в самом центре города, недалеко от работы. И какая ему разница, что там случилось, главное — она здесь, рядом с ним, лениво потягивается и плавным жестом набрасывает на плечи его рубашку.

— Надо бы… — зевок, — домой съездить за вещами. И в магазин зайти за продуктами. Машины у тебя нет, конечно.

— Я куплю. В эти выходные вместе поедем на рынок, ты сама выберешь.

— Да ладно заливать, машину он купит.

— Не веришь? Ну-ну. Вот поедем и купим. Я и без тебя хотел покупать, уже сумму накопил. На десятилетку в хорошем состоянии хватит.

— Я в них не разбираюсь. Мне все равно, лишь бы ездила.

Смотрит искоса, чуть-чуть улыбается и шлепает босыми ногами в ванную. Димон откидывается на подушку и сладко жмурится. «Моя, — думает он и подмигивает пыльному кактусу на подоконнике. — Теперь моя, не отвертится».