Все небеса Земли

Тайга кончилась, словно обрезанная гигантским ножом, и они вышли на опушку. Далее на сотню метров простиралась неровная голая местность, там и сям поросшая свежей весенней травой. Затем виднелась узкая полоска песчаного пляжа. А за ней…

– Господи, – благоговейно произнёс О’Доэрти и перекрестился. – Спасибо тебе, что я это вижу.

Бру-уу-шшш-рр-х… Бру-уу-шшш-рр-х… Бру-уу-шшш-рр-х…

Ревел байкальский прибой, раз за разом накатываясь на песчаный берег. Грозно и в то же время умиротворённо. Сразу за ним вода, казавшаяся живой, переливалась всеми оттенками серого, голубого и синего с примесью жидкого золота, светлой охры и аквамарина, сверкала под вечерним солнцем, тянулась к горизонту и дальше, за него, куда-то в светлую и радостную бесконечность. Ветер был свеж и щедро насыщен чистейшей байкальской влагой – путники дышали им полной грудью и не могли надышаться.

– Да, – сказал Мигель. – Ты была права. Теперь я понимаю. Он действительно живой.

Переправляться решили на следующее утро, поскольку до темноты оставалось не более двух часов. Углеритовая лодка – необычайно крепкая и невероятно лёгкая, со складной мачтой и маленькой каютой на двоих – была вытащена на берег и умело сохранена между прибрежных камней под водонепроницаемой маскировочной тканью – похожей на ту, из которой были скроены их походные комбинезоны. Ирина быстро отыскала лодку и велела спустить её на воду.

– Рыбки свежей хочу наловить на ужин, – сообщила. – Один может пойти со мной. Второй с Георгом пусть ставит палатку и разводит костёр. Решайте, мальчики.

И она посмотрела на Мигеля. Он почувствовал, как предательски к щекам прихлынул жар и отвернулся, приложив руку козырьком ко лбу и делая вид, что оценивает, насколько низко опустилось солнце.

– Мы с Георгом займёмся костром и палаткой, – сказал Конвей. – Идите.

Когда первая рыба заглотила блесну и удилище согнулось и заходило в руках Мигеля как живое, он испытал ни с чем не сравнимое чувство. Бешеное волнение, азарт и какая-то первобытная радость смешались воедино и охватили всё его существо.

– Есть! – воскликнула Ирина. – Тяни!

Он потянул, подводя рыбу к борту, и замер, глядя во все глаза, как серебристое упругое тело бьётся в прозрачной до самого дна воде (двадцать метров глубины минимум, по словам Ирины), стараясь сорваться на волю со смертельного крючка.

– Тащи в лодку, что стал столбом?! – Ирина схватила сачок, сунула его в воду, подводя под добычу.

Мигель потянул. Ирина подхватила, и в следующее мгновение рыба затрепыхалась, запрыгала на дне лодки.

Ирина схватила её левой рукой, правой вынула из ножен на поясе нож и рукоятью проломила рыбе череп. После чего сняла с крючка и бросила в ведро.

– Омуль, – сообщила. – Хороший, граммов на триста пятьдесят – четыреста. Тебя как по отчеству?

– Э… Александрович, – несколько растерянно ответил Мигель. Он ещё не мог прийти в себя от столь мгновенной смены потрясающих событий, каждое из которых произошло с ним впервые в жизни.

– С почином вас, Мигель Александрович, – ласково сказала Ирина.

И засмеялась.

Засиживаться за ужином не стали и уснули сразу же, как только залезли в спальные мешки и закрыли глаза. Ирина разбудила всех ранним-ранним утром, когда ночная тьма едва начала рассеиваться и отступать. Позавтракали, собрались. В море вышли, когда уже совсем рассвело, но солнце ещё не показалось из-за горизонта. Было тихо, ветер дул от берега – несильный, южный.

– Култук, – определила Ирина, поднимая лицо к небу и принюхиваясь.

– Что это? – спросил Мигель.

– Ветер так называется. Низовка.

– Это хорошо или плохо?

– Пока хорошо, он, считай, попутный. А там посмотрим. На Байкале ветер и погода могут поменяться за две секунды. «Богородицу» прочитать не успеешь, а уже тонешь.

– Шутишь?

– Нисколько.

– Э… – подал голос Конвей. – Зачем мы тогда плывём, если это так опасно?

– Предлагаешь в обход? – хмыкнула Ирина. – Давай. Всего-то около тыщи километров. Ерунда. К лету как раз дойдём.

– Середина двадцать третьего века! – патетично воскликнул поэт-блюзмен.

– Это Россия, – сказала Ирина. – Привыкай.

– В каком смысле – Россия? – спросил Мигель. – Разве на Земле сохранились государственные образования?

– Нет. Но Россия – это не государство. Это – мир. Ты же сам русский. Кажется, должен понимать.

– Я наполовину испанец, – гордо выпрямился Мигель.

– Тем более, – категорично сказала Ирина. – Ставим мачту, парус и плывём. Не бойтесь, мальчики, я ещё никого не утопила. Пока.

За кормой осталось почти сорок километров, и уже отчетливо была видна впереди и левее длинная неровная полоска острова Ольхон, а дальше – мглистые горы-сопки западного берега.

– Уже недолго, – объяснила Ирина. – Обогнём Ольхон, войдём в Малое море и, считай, мы на месте.

– А Ольхон… – начал Мигель.

– Нам туда не надо, – быстро сказала Ирина. – Ни сейчас, ни вообще.

– Запретное место?

– Как тебе сказать… Вы же не мечтаете попасть в гости к Вестминду?

– При чём здесь Вестминд?