Все небеса Земли

– Сознание не сможет вернуться в тело и навсегда останется в вирте.

– А тело?

– Тело будет жить некоторое время. Ещё год примерно. При условии, что его будут кормить и вообще следить за ним. Потом умрёт в любом случае.

– Даже если подсадить в него другое сознание?

– Выяснилось, что это невозможно. Точнее, возможно, но только на короткое время. Потом тело начинает сопротивляться и происходит одно из двух: либо до неузнаваемости меняется сознание, что можно обозначить как сумасшествие, либо тело, опять же, скоропостижно умирает.

Мигель повернулся и красноречивым взглядом окинул Нэйтеллу с головы до пят.

– Моё тело не в счёт, – пояснила та. – Оно хоть и живое, но всё-таки искусственное.

– И срок службы у него ограничен, – закончил Мигель.

– Да, – сказала Нэйтелла.

– Но это же… – блюзмен задумался, подбирая слова.

– Это бессмертие, – ответила за Христиана Нэйтелла. – Это, по сути, то самое бессмертие, о котором всегда мечтали вы, люди. Вечная жизнь.

– Это суррогат вечной жизни, – покачала головой Ирина. – Настоящую вечную жизнь дарует только Господь, – она перекрестилась. – Прости и помилуй их, Господи, ибо не ведают, что творят.

Марина перекрестилась вслед за сестрой.

Мигель и Конвей подумали и сделали то же самое.

Христиан едва заметно поморщился. Нэйтелла дипломатично улыбнулась.

– Старый и бессмысленный спор, – скучным голосом произнёс Христиан. – Сотни и сотни миллионов людей, чьи сознания уже безвозвратно живут в вирте, не согласятся с вами категорически. Для них вирт – это и есть самая настоящая вечная жизнь. Без всякого бога. Хоть с маленькой, хоть с заглавной буквы.

– Вы хотите сказать, что умирающие люди здесь, на Земле, перед смертью уходят добровольно в вирт и продолжают… э-э… находиться там после того, как их тело прекращает всякую жизнедеятельность? – догадался Мигель.

– Именно, – сказал Христиан. – И таковых на сегодня уже почти сорок процентов, – он замер, будто сверяясь с чем-то. – Тридцать семь и сорок две сотых, если быть точным.

«С нейроплантатом ходит, – догадался Мигель. – Возможно, не одним. Свободный человек свободной Земли, могучий и независимый ум, чего там».

– О как, – сказал Конвей. – Тридцать семь и сорок две сотых. Значит, всё-таки не все окончательно сошли с ума. Есть шанс.

– На что? – поинтересовалась Нэйтелла.

– Минуту, – перебил Мигель. Специально, чтобы не дать товарищу выплеснуть эмоции, которые были уже написаны на его лице. Читай – не хочу. – У меня важный вопрос. А кто платит за всё это удовольствие?

– Платит? – переспросила Нэйтелла. – Вы имеете в виду деньги?

– Ну да. А что же ещё?

Христиан и Нэйтелла переглянулись.

– Деньги уже давно потеряли то значение, что имели когда-то, – сказала Нэйтелла мягким, даже почти нежным голосом. – По сути, их можно совсем отменить, функция денег осталась чисто символической, но я этого не делаю. И Вестминд тоже. Просто в силу того, что вы, люди, ужасно консервативны. Многим до сих пор нравится получать деньги за свой труд. Что ж, я плачу. Тщательно поддерживая иллюзию, что эти деньги заработаны, – она искренне рассмеялась. – Некоторым, не поверите, даже не хватает, и они берут кредиты! И даже выплачивают их! Но таких мало, следует признать. Остальным я прощаю и выдаю новые. Или повышаю зарплату. В целом это такая довольно бессмысленная, но, следует признать, забавная игра. Людям она нравится, а мне… Почему бы и нет? Пусть играют, я не против. Хотя давно и я, и Вестминд способны всё и всем дать бесплатно. Развитие технологий и экономика позволяют.

– Как там было… – наморщил лоб Конвей, вспоминая. – Ну… это… формула коммунизма. В школе ещё проходили.

– От каждого по способностям – каждому по потребностям, – сказал Мигель.

– Точно! Так что же получается, древняя мечта русских с китайцами сбылась и на Земле наступил коммунизм?

– Примерно так и есть, – согласилась Нэйтелла. – С некоторыми поправками. Но почему только русских с китайцами? О коммунизме так или иначе мечтали многие народы.

– Ерунда, – вдруг произнёс Георг Пятый. – Нет здесь никакого коммунизма.

– Ого! – усмехнулся Конвей и засунул руки в карманы. – Давай, мой железный брат, жги!

Робот посмотрел на Мигеля.

– Давай, – разрешил тот.