Все нечестные святые

Девушка пошла следом за священником. Она ожидала, что падре даст ей какое-то мудрое наставление, например предложит поверить в себя, по примеру нашего Отца небесного и Спасителя. Вместо этого падре Химинес отвел ее в сторонку и там, в темноте, молча обнял. В последнее время Мариситу обнимали лишь однажды, а до тех пор не обнимали много месяцев, поэтому сила простого объятия оказалась для нее поистине колоссальной. Она дрожала в объятиях падре Химинеса, но постепенно успокоилась, а падре Химинес безуспешно пытался не наслаждаться этим объятием. В конце концов, обнимать кого-то от чистого сердца всегда приятно.

– Спасибо, падре, – поблагодарила Марисита.

– Не за что, Марисита, – сказал падре Химинес и облизнулся, сверкнув острыми белыми зубами. – Ты готова?

Марисита посмотрела на сцену: та была украшена будто для празднования дня рождения – над ней развесили флаги и фонарики. Над микрофоном поставили маленький зонтик, чтобы дождь не испортил аппаратуру. На такой сцене вполне могла зародиться история любви или могло произойти воссоединение давно разлученной пары. Марисита решила, что это отличное место, чтобы послать слова утешения молодому мужчине, умирающему в одиночестве под покровом ночи. Девушка пригладила волосы, бросила быстрый взгляд на внимательно следящих за ней сов и постаралась не думать о том, что ее будут слушать святые.

– Да, – сказала она.

Глава 27

Шел 1955 год, и Техас страдал от засухи.

Сушь началась в 1950 году, и ей суждено было продолжаться до 1957 года, однако в 1955 году всем казалось, что улучшение никогда не наступит. Над дорогами и шоссе летела пыльная поземка, заполняя пруды и начальные школы. Посевы превращались в черную золу, заставляя вспомнить о библейских казнях египетских. Небо сухими глазами смотрело, как фермеры обжигают на огне кактусы, чтобы избавиться от иголок и скормить мякоть скоту. Ученики держались за руки, чтобы дойти до школьного автобуса и не потеряться. Любители петь грустные песни в трудные времена пели грустные песни. Те, кто любой ценой стремился выжить, переезжали в город.

Родители Мариситы очень хотели выжить, поэтому, когда ей было девять лет, они бросили свою ферму, на которой трудились с самого рождения Мариситы, и перебрались в Сан-Антонио. Семейство Лопес состояло из шестерых человек: мать Мариситы, Мария, ее отец, Эдгар, три младшие сестры и Марисита. Был еще Макс, старший брат, но он обычно вел себя так, будто к семье не принадлежит. Семья продала дом на ферме и перебралась в старую гостиницу. В этой части Техаса тоже царила засуха, но жизнь здесь текла совершенно по-другому.

Сан-Антонио был современным городом с населением в полмиллиона человек. Тут тебе и торговые центры, и ипподромы, и жилые микрорайоны, и огромные потоки машин на дорогах. А еще там была вода – в реке, в старом карьере и в прудах на кладбище, мимо которого Марисита каждое утро проходила по дороге в школу. Когда она возвращалась домой, то часто видела, как мальчишки удят там рыбу.

– Что вы ловите? – прокричала она им как-то раз.

– Тебя, детка! – проорал один из них в ответ, и больше Марисита ничего у них не спрашивала.

Итак, Сан-Антонио почти не страдал от засухи, но и денег там было меньше. Жизнь в городе дорогая, и Мария с Эдгаром оба горбатились на двух работах, чтобы оплачивать жилье. Возраст Макса уже позволял ему устроиться на работу, но работать Макс не мог – слишком легко выходил из себя, так что Мария и Эдгар сказали Марисите и ее сестрам, что с Божьей помощью всё уладится. Однако Бог медлил с возможной помощью, и Лопесам пришлось обходиться без доходов Макса. Они кое-как справлялись. Марисита завела себе друзей и училась быть как можно более идеальной.

В 1956 году в Сан-Антонио приехал Элвис Пресли.

Предполагалось, что он даст концерт в Городском концертном зале Сан-Антонио, в том самом здании, где Эдгар Лопес работал техником. Платили тут меньше, чем он выручал на ранчо, да и работа оказалась не самая масштабная, и всё же она давала им средства для оплаты счетов. Во всяком случае, так Эдгар пытался себя утешить; он медленно прокручивал в голове эту мысль и двигался тоже медленно, вынужденно мирясь с заурядной, медленно разворачивавшейся трагедией, в которую превратилась его жизнь. Эдгар не жаловался на судьбу, но правда состояла в том, что долгие годы монотонного труда ради выживания не прошли для него бесследно – он старел.