Все, о чем вы мечтали

  Сидящий на придорожном камне Гонсало низко склонился, рассматривая ногу Хуана, пластом лежащего рядом, прямо на земле. Я рванулся туда. Хуан, услышавший мои шаги, опираясь на локоть, приподнялся и повернул окровавленное лицо. Над левым виском темное пятно с колтуном волос в запекающейся крови, щека в потеках. Увидев меня, улыбнулся, попытался кивнуть, но тут же улыбку сменила гримаса боли. Тем не менее, голос звучал как обычно.

  - Все получилось...

  - Получилось, получилось. Куда ранен? Что с ногой?

  - Зацепило. Не сильно. У Гонсало пуля в руке.

  Завершивший осмотр Гонсало, ухмыляясь, кивнул.

  - Царапина. Не верил, что получится.

  - У кого - царапина? Что с ногой?

  - У него царапина. Длинная, от бедра до колена. Чуть левее, и...

  Гонсало махнул кистью, показывая, что хана бы была Хуану. Но кое-кому - везет. Все шуточки им, подковырочки. Постоянно друг друга подкалывают.

  - Сейчас займусь. Что с рукой?

  - Засела под кожей. Ничего, рука двигается.

  - Крови много потерял? Подойди.

  У кого ноги здоровые, пусть тот и ходит. Мне из-за ноги к Гонсало не нагнуться, могу только лечь с ним рядом. А там лежит Хуан. Сняв пояс, затянул Гонсало жгут выше раны, прямо на рукав камзола. Все бинты в карете. Надеюсь, Пепе догадается и подъедет поближе - нас забрать, иначе придется за ним Гильермо отправлять. Он один не ранен. Не отряд, а сборище инвалидов.

  - Гильермо, пройдись назад, шагов на сто. Постой, посмотри там, чтобы не вернулись с подмогой, а то возьмут нас, как курят. Кугель, заряди всем пистолеты. Куда?!!

  Это уже к Гонсало, вознамерившемуся сбежать.

  - Коням помогу.

  - Потом снимай с себя все, руку посмотрим. Если под кожей, как ты сказал, лучше я пулю выну сразу. Кугель, как нога? Больше ничего?

  - Ничего.

  Сумбурно все, беспорядочно. Пока не отошли от горячки схватки. Все живы. Все живы. Все.

  Спасибо, господи!

  Гонсало ходил между лошадьми и, что-то бормоча, нагибаясь, делал. Я отвернулся, стал смотреть в другую сторону. Убитых потом посчитаю.

  Выстрел хлопнул, как будто - издалека.

  Когда оглянулся, Гонсало уже упал, не видно за мертвой лошадью.

  - Вот тот стрелял, вон тот!

  Да я и сам видел, как лежащий почти последним, поднявшись, прихрамывая, волоча ногу, заковылял в лес. Гильермо прошляпил.

  Про ногу забыл. Наверно, уже не болела. С места взял старт и, через десяток вдохов, догнав, повалил толчком в спину, оседлал, ударил в висок кулаком.

  - Сволочь!

  Меня затопила волна ненависти.

  Сволочь. Удары сыпались, но никак не удавалась зацепить по-настоящему. Устал. Схватил за волосы, рванул, услышав в ответ слабый вскрик.

  Рука потянулась к сапогу. Вытащил кинжал, острием ткнул в подбородок - не сильно, но тонкая струйка крови тут же потекла. Вырывая волосы, рванул голову лежащего на себя, заглянул в глаза.

  Мы узнали друг друга одновременно. Подо мною, испуганно прижмуривая веки, сморщив плачущую гримасу на разбитом благообразном лице, лежал тот, кого в ресторане при мне назвали маркизом. Англичанин! Теперь, узнавая, жмуриться перестал, зрачки расширились, в глазах слезы. Больно! Волосы намотаны на пальцы в сжатом кулаке.

  Попытался что-то произнести - не вышло, струйка слюны потянулась от края рта. Пожевал губами, сгоняя белесый налет, плямкнул, выдавливая хриплый шепот:

  - Пощадите... О, боже...

  Ошеломленный, я молчал. Тот, о встрече с которым мечтал... Уже не надеясь, вынужденный уехать из Парижа. Человек, растоптавший. Походя. Лежал передо мной - жалкий, беспомощный, избитый, раненый. Только что убивший Гонсало! Скулил и пускал соплю. Очень хотел жить.

  - Как благородный человек... Пощадите... Я расскажу...

  Сам голос сорвал меня с катушек. Голос, так запомнившийся в тот вечер.

  - Пощадить? Наверно, тебя часто щадили, если ты дожил до сегодняшнего дня. Хватит!

  Кинжал вошел под подбородок и опять уперся в черепную коробку. Монтихо говорил, что это классный удар. Будь у меня больше сил, я бы и череп ему пробил, настолько испепеляющей была ненависть.

  Пощадить? Пощадил! А то бы десятки раз втыкал тебе кинжал в брюхо, предварительно потыкав им в землю и в конские яблоки. За Гонсало, тварь! За подлость! Зима, все замерзло, счастливчик. Неделю бы подыхал - ни один хирург в это время изрезанные в лапшу кишки не сошьет. За ноги бы привязал к карете и перерезал веревку километра через два, чтобы лицо стесалось до костей. Зима тебя пощадила! Все равно бы издох от потери крови, замерз. Собака!

  - Надо было послушать, потом бы уже...

  Гильермо, только сейчас заметил. Стоит. Наверно, дико смотрелся граф, как мальчишка волтузивший раненого кулаками.

  - Это один из тех, в ресторане... Англичанин. Он убил Гонсало.

  Ну да, он же его не видел. Не узнал.

  - Английский пес. Он совершил ошибку, так пошутив. Кажется, вы ему отрезали его длинный лживый язык. Надо посмотреть на дороге, может там лежит и второй? Гонсало? Жив, что ему сделается. Эта собака промахнулся. Вставайте, граф.