Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе

Когда Музыкант брал в руки барабан и барабанные палочки начинали прыгать, как капли дождя, а тяжёлый молоток — ухать, как весенний гром, у Музыканта тут же вырастал огромный горб. И всем казалось, что они попали под весенний дождь в горы, сидят у подножья горы, глядят на огромное озеро и слушают, как по воде плещется дождь.

Только одни утверждали, что гора — зелёная, а другие говорили, что синяя — от дождевой пыли…

Вот какой станный Музыкант!

А когда Музыкант прижимал к губам трубу и начинал трубить, у него сразу же вырастали огромные усы. И чем дальше он трубил, тем быстрее и быстрее эти усы росли. И всем казалось, будто бы они мчатся на огромном трубящем поезде и перед ними в разные стороны разбегаются тёмные линии лесов.

Только одни говорили, что леса — чёрные, а другие — что вроде бы золотистые, потому что золотая осень и деревья, покачиваясь, горят на ветру…

Вот какой удивительный Музыкант!

А когда Музыкант брал арфу, он обязательно приоткрывал оранжевый глаз и открывал синий. И тогда всем казалось, что они идут вслед за пальцами Музыканта по бесконечной прохладной голубой лестнице. А Музыкант становился совсем невидимым, оставлял на арфе только свои польцы, а сам пристраивался за всеми и тоже, вслед за остальными, шёл по бесконечной голубой лестнице.

— Вы только подумайте, как далеко мы сегодня ушли! — говорили люди после концерта. — И ничуть не устали…

Вот какой это был Музыкант!

А когда он прикасался к роялю, из-под каждой клавиши у него выскакивал маленький-маленький музыкантик, спрыгивал на пол и убегал в зал. А там вскарабкивался по стулу слушателю на плечи и залезал за шиворот. И когда Музыкант заканчивал первую пьесу, в зале у каждого человека сидело за шиворотом по маленькому музыкантику. В руках у этих музыкантиков были тоненькие тросточки: этими тросточками они шевелили людям волосы на затылке.

А когда концерт кончался и Музыкант шёл домой, маленький музыкантики догоняли его по дороге и сами запрыгивали в специальный сундучок, с которым Музыкант никогда не расставался.

Вот какой удивительный Музыкант!

Зато когда он играл на виолончели и виолончель была худа и печальна, как одинокая красная корова на осеннем лугу, Музыкант начинал краснеть. И становился таким красным, что издали казалось, будто это большой жалобный помидор сидит на сцене и водит себя поперёк живота смычком. И когда все уже начинали его жалеть и жалеть одинокую грустную корову посреди огромного луга, он вдруг открывал свой оранжевый глаз и все видели, как там, из-за тумана, из-за реки поднималось солнце, и освещало траву изумрудным цветом, и превращало грустную корову в огненного жеребца. Жеребец нёсся к реке, и было непонятно — это стучат копыта или бьются сердца слушателей…

Вот какой необыкновенный Музыкант!

А когда он играл на скрипке, он худел и становился тоненьким, как кузнечик на одной ножке. И когда ему аплодировали, казалось, что это не плещут ладони, а по залу, как по клеверному полю, летят белые лепестки ромашек.

Вот какой странный Музыкант!

И когда ты, уснув вечером, проснёшься хмурым утром — не огорчайся: это просто Музыкант очень устал на вечернем концерте и забыл поутру как следует протереть свой оранжевый глаз.

Садитесь, я вам налью чаю

Заяц глядел на глубокий снег за окном, на деревья, осыпанные снегом, и думал, как бы ему занырнуть в сказку.

Зайцу хотелось занырнуть поглубже-поглубже, чтобы стало весело и легко.

Он закрыл глаза и нырнул — и сразу увидел очень красивый дом, и цветущие вишни, и Собаку с длинными ушами, сидящую на крыльце.

Собака пила чай и, улыбаясь, глядела на Зайца.

— Я, кажется, не туда попал, — сказал Заяц.

— Почему же?

— Нет-нет, мне здесь очень нравится, но…

— Вы меня боитесь?

— Ну… — замялся Заяц.

— Не бойтесь. — Собака ещё приветливее улыбнулась. — Садитесь, я вам налью чаю.

Заяц робко, бочком поднялся на крыльцо, сел в кресло.

— Вам покрепче?

Заяц кивнул.

— У меня прекрасный чай с брусничным листом, — говорила Собака. — Позвольте медку?

Кругом была весна, пели птицы.

Длинноухая собака большими печальными глазами смотрела на Зайца.

«Бедный Заяц! — думала Собака. — Но кто знает, что у него на уме?»

«Отчего это она такая ласковая?» — думал Заяц.

— Позвольте предложить вам к чаю морковку, — сказала Собака.

Заяц ничего не ответил.

Он глядел на цветущие вишни, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, почему же у него там, наверху, снег и снег, а если не снег — лужи и грязь, а если не грязь — духота и пыль, а в конце духоты — пожар?

Он отхлебнул чаю и поглядел на Собаку.

— Вы ведь меня не боитесь?

— Нет, — сказал Заяц.

— Вот и чудесно!

Собака, извинившись, ушла в дом и расчесала перед зеркалом свои длинные уши.

— Вот морковка, — вернулась к столу Собака. — А это — возьмите с собой, ведь у вас — зима!

Заяц посмотрел на мешочек с морковкой:

— Спасибо! — Но есть не стал.

Он глядел на пушистые Собачьи уши, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, что, как здесь ни хорошо, а всё же придётся открывать глаза.

— Спасибо! — ещё раз сказал Заяц.

И, не открывая глаз, улыбнулся Собаке и сошёл с крыльца.

Тепло